В 1922 году был случай с Енукидзе[40], в то время занимавшим пост секретаря ЦИК. Енукидзе явился в Рабкрин с длинным списком тех, кого, по его мнению, «обидели» – сняли с должности, исключили из партии, завели уголовное дело. Енукидзе вел себя как барин – повышал голос, угрожал, оскорблял, намекал на свое «особое» положение. Он устроил в Рабкрине скандал, требуя «немедленного восстановления справедливости» в отношении лиц из его списка. Я взял у Енукидзе список, прочел его и сказал, что доложу товарищу Сталину, который в тот момент отсутствовал, иначе Енукидзе пошел бы прямо к нему. Мой доклад обернулся для меня выговором. Товарищ Сталин на моих глазах порвал список, отдал мне и велел отправить в таком виде Енукидзе. Меня же он строго отчитал за то, что я вообще принял этот список, и предупредил, чтобы больше я ничего подобного не смел бы делать. Я растерялся и спросил, как мне следовало поступить с Енукидзе, который скандалил и требовал немедленного решения своего «дела». Он же все-таки секретарь ЦИК. Товарищ Сталин сказал так: «Если секретарь ЦИК недоволен работой Рабкрина, то он должен выступать не в коридорах, а на собраниях. Со скандалистами разговаривать вообще не следует, кем бы они не были. Здесь не трактир, а советское учреждение».
В Рабкрине, в отличие от Совнаркома, царил идеальный порядок. Обстановка была деловой, каждый сотрудник знал свое дело и делал его добросовестно. Все брали пример со Сталина.
Я положил обрывки списка в конверт и отправил Енукидзе. На том дело закончилось. Больше Енукидзе скандалов в Рабкрине не устраивал. Мне впоследствии приходилось общаться с ним по работе. Он держался со мной сухо, говорил только о деле и голоса никогда больше не повышал. Значит, усвоил урок. Несмотря на то, что Енукидзе всячески пытался демонстрировать «широту кавказской души», его не любили. За показной «широтой» скрывались подлость, злопамятство, интриганство. Вдобавок ко всему Енукидзе был развратником, причем самого гнусного толка[41].
Полученный урок я запомнил на всю жизнь. Вообще работа в Рабкрине под сталинским руководством стала для меня университетом. То, чему я научился в Рабкрине, осталось на всю жизнь. Будучи министром госконтроля, я никогда не делал никому поблажек. Никогда, никому, несмотря ни на какие заслуги. Когда меня обвиняли в «черствости» или «бездушии», я отвечал, что работаю так, как меня научили работать партия и товарищ Сталин.
Товарищ Сталин учил нас, сотрудников Рабкрина, тому, что выявлять недостатки и наказывать виновных – это только полдела. Важно наладить работу так, чтобы впредь недостатков не было. «Какие будут предложения?» – излюбленный вопрос товарища Сталина. Все сотрудники знали, что к наркому нельзя приходить с одними лишь выявленными нарушениями и фамилиями виновных. Непременно следует обдумать положение дел и дать предложения по улучшению работы. Были такие, кто говорил: «наше дело – выявить недостатки, а как их исправить, пускай думают на месте (то есть – пускай думают руководители учреждений). Такие люди долго в Рабкрине не задерживались. Мы не только инспекция, мы участвуем в создании нового социалистического аппарата управления. Так учил товарищ Сталин.
Приведу еще один случай, «героем» которого стал председатель ЦК коммунальщиков[42] Боровский. В 1919 году Боровский был председателем фракции РКИ в ЦК
