Тень - страница 7

— Успокойся!

— Что с ним?!

— Алиса, уймись!

— Влад!

— Алиса!! — Гера с силой встряхнул меня так, что болезненно клацнули зубы. — Успокойся! Ты не поможешь ему истерикой!

Мысли смешались. Во рту появился кислый привкус, перед глазами все снова поплыло, и я едва успела вцепиться в предплечья Мицкевичу, чтобы не растянуться на ринге рядом с другом.

— Черт, — Гера подхватил меня на руки.

— Пусти, — взмолилась я: — Пусти. Там Влад…

Парень ничего не ответил и пошел прочь с ринга. Я хотела замахать руками, закричать, но разум сдался. Показалось, я всего раз моргнула, но, когда открыла глаза, уже оказалась на стуле судьи в зале. Рядом маячил взволнованный Мицкевич, а под нос кто-то настойчиво подносил ватку с нашатырем. Въедливый острый запах раздражал. Я сосредоточила взгляд на Гере, но так и не смогла понять, что он пытается сказать.

— Влад.

Мицкевич помахал рукой.

— Слышишь меня?

Его голос слышался глухо, словно сквозь вату в ушах:

— Алиса? Слышишь меня?

Я попыталась ответить, но не получилось — мир перед глазами опять поплыл. Гера выругался и крикнул за спину:

— Вызывайте вторую скорую!

Я дернулась. Перед мысленным взором появилось окровавленное, искаженное болью лицо самого близкого человека, и это было последнее, что я увидела, прежде чем окончательно потеряла сознание.

4. 4

Ночь все не заканчивалась. Время замедлилось, не выпуская из своей тягучей ловушки. Владу оперировали сломанную в нескольких местах руку, вправляли вывих, зашивали рваную рану над бровью, обрабатывали многочисленные гематомы, делали рентген и МРТ. А я все это время сидела в холодном коридоре и ждала. Слез уже не было. После обморока эмоции высохли, уступив место равнодушию. Спина ныла из-за неудобного железного стула с короткой спинкой, но я почти не двигалась. Бездумно смотрела перед собой, теребила в дрожащих пальцах уже высохшую ватку с нашатырем и иногда проваливалась в мутную дрему.

Гера приехал в больницу, когда операция уже подходила к концу. От усталости я едва смогла открыть глаза, услышав шаги.

— Ты как? — Мицкевич похлопал меня по плечу и со вздохом опустился на соседний стул.

— Нормально, — улыбнулась я.

— Может, домой поедешь?

— Нет. Дождусь, пока Влад очнется после наркоза.

Гера хотел поспорить, но, заметив, как я упрямо поджала губы, покачал головой.

— Что у него?

— Сильное сотрясение, куча ссадин, вывих и сложный перелом. Говорят, глаз чудом не потерял, — я немного помолчала и тихо спросила: — Гер, он что, вообще не сопротивлялся? Или Тихомиров на ринг дубинку принес?

Мицкевич замялся.

— Гер?

— Не знаю, Алис, — сдался он. — Наверное, он хотел быстрее закончить бой и поехать к отцу. А Тихомиров пронюхал и с садистским удовольствием оттягивал нокаут. Другого объяснения у меня нет.

Будь у меня чуть больше сил, я бы снова заплакала. Больничный запах вдруг показался нестерпимо резким, и захотелось выйти на воздух, но ноги не держали. Откуда-то потянулся сквозняк и принес с собой запах хлорки. Грохнуло железное ведро, и к нам, тяжело шаркая, подошла санитарка.

— Ноги поднимите, — недовольно буркнула она. — Расселись.

Гера послушно оторвал от пола ноги, а я все-таки заставила себя встать и поплелась к выходу.

— Пойдем. Подышим, — устало попросила я удивленного Мицкевича.

Игнорируя недовольное шипение санитарки, парень кивнул и догнал меня.

На улице пахло свежестью после ночного дождя, прохладный воздух вынуждал ежиться. Небо только начинало светлеть. До рассвета еще не меньше часа. Людей вокруг не было, а из звуков до нас доносились только редкое пение птиц и далекий вой сирены. Территория больницы утопала в зеленых деревьях, на ветвях которых уже появлялись редкие желто-красные листья. Осень входила в свою стихию. Дожди лили чуть ли не ежедневно, и с каждой ночью становилось холоднее.