-–
Однажды ночью, когда буря достигла своего пика, Сергий решился. Он взял книгу и спустился в подземелье под монастырем – место, о котором говорили только шепотом. Там, в сырых катакомбах, он нашел алтарь, покрытый теми же символами, что и обложка книги. Он понял, что книга была не просто текстом, а ключом к чему-то гораздо большему. Он начал читать вслух, и стены задрожали. Тени вокруг него сгущались, принимая формы людей, зверей, существ, которых не могло существовать.
В этот момент он услышал шаги. Это был отец Григорий, чьи пустые глазницы теперь светились алым. «Ты открыл врата, – прохрипел он. – Теперь они придут за всеми нами». Сергий попытался закрыть книгу, но она не поддавалась. Страницы переворачивались сами, и с каждым словом тьма становилась гуще.
-–
На рассвете монастырь был пуст. Ни монахов, ни следов борьбы – только тишина и запах серы в воздухе. Книга исчезла, как будто ее никогда не существовало. Но в окрестных деревнях начали шептаться о странных фигурах, что бродят по ночам, и о голосах, что зовут из леса.
Говорят, что где-то в глубинах империи книга ждет нового читателя. Ее страницы пусты, но стоит лишь коснуться их, как слова появляются снова. И тот, кто прочтет, станет врагом света.
Заблудший в лесу
Осень сковала леса Тульской губернии холодным дыханием. Листья, багряные и золотые, устилали землю, скрывая тропы. Иван Петрович, землемер из Москвы, возвращался из дальней деревни, где мерил земли для нового поместья. Его повозка сломалась в десяти верстах от тракта, и, решив срезать путь через лес, он отправился пешком, надеясь выйти к деревне Зайцево до темноты.
Солнце клонилось к горизонту, и лес, казавшийся днем гостеприимным, преобразился. Тени ветвей сплетались в причудливые фигуры, а ветер завывал, будто оплакивая что-то давно забытое. Иван, закутанный в шинель, сжимал в руке компас, но стрелка дрожала, словно не решаясь указать путь. Он шел час, затем другой, но знакомых ориентиров – ни просеки, ни реки – не было. Лес становился гуще, а воздух – тяжелее, пропитанный запахом сырости и чего-то еще… звериного.
К сумеркам Иван понял: он заблудился. Холод пробирал до костей, а в кармане оставалось лишь несколько сухарей и фляга с водой. Он остановился у старого дуба, чьи ветви напоминали когтистые лапы, и попытался развести костер. Кремний высекал искры, но сырые ветки не поддавались. Внезапно где-то вдали хрустнула ветка. Иван замер, вглядываясь в темноту. Тишина. Только сердце стучало в груди, отдаваясь в висках.
– Кто там? – крикнул он, но голос утонул в лесной глуши.
Снова хруст, ближе. Иван схватил суковатую палку, его пальцы дрожали. В темноте мелькнул силуэт – высокий, сгорбленный, слишком быстрый для человека. Иван отступил, споткнувшись о корень. Фляга выпала из кармана, звякнув о камень. Силуэт исчез, но теперь шорохи раздавались со всех сторон – будто лес ожил и следил за ним.
Он побежал, не разбирая дороги, ветки хлестали по лицу, а дыхание срывалось на хрип. Впереди показался просвет, и Иван, собрав последние силы, выскочил на небольшую поляну. Посреди нее возвышался старый каменный крест, поросший мхом. Надпись на нем стерлась, но вокруг креста земля была утоптана, а в воздухе витал сладковатый запах тлена.
Иван упал на колени, пытаясь отдышаться. Он не заметил, как тени за его спиной сгустились. Холодная рука легла на его плечо. Он обернулся – и закричал. Перед ним стояла фигура в лохмотьях, с лицом, скрытым под капюшоном. Глаза, горящие в темноте, смотрели прямо в душу.
