Её голубые глаза, когда-то полные решимости, теперь были тревожными, тусклыми. Лия вцепилась в книгу, как в спасательный круг, будто только она не давала ей утонуть. Паника накатывала волнами. Это был не просто страх за жизнь. Это был страх за правду, в которую она верила, – правду, которую мир, казалось, больше не хотел слышать.
– Дед… я не могу, – прошептала она, и голос её был еле слышен, как рвущийся ветер. – Я не могу дальше.
Авалдарон не ответил сразу. Он знал: сейчас она не ждёт ответа. Она не просит совета. Просто больше не может притворяться сильной. И в этом признании было больше мужества, чем в тысячах героических речей.
– Ты справишься, – произнёс он спокойно, с той спокойной твёрдостью, за которую она всегда цеплялась. Но сегодня даже эта твёрдость не давала ей опоры.
Лия прижала ладонь к груди, как будто пыталась вытолкнуть наружу то, что сжимало её изнутри. Её дыхание стало рваным, губы побелели.
– Я не могу, дед… Эти люди… Они все похоронены. А мы… разве мы не тоже мертвы?
Он подошёл медленно, без суеты, как привык ходить по жизни. Его шаги были почти беззвучны. Он положил ладонь ей на плечо – прохладную, уверенную, живую. И в этот момент, когда её мир снова крошился, эта рука была единственным, что держало от падения.
– Мы живы, – сказал он тихо, оглядывая окрестности, где едва угадывались следы их прежнего мира. – А раз мы живы, у нас ещё есть шанс.
Лия кивнула. Но в её взгляде была пустота – та, что рождается не от безразличия, а от переизбытка боли. Она боялась. Не так, как боятся люди, бегущие от угрозы. Её страх был тише, глубже, почти философским – страх потерять саму суть, веру, направление. Страх, что их мир исчез и больше не вернётся.
Место было непроходимым. Лес казался мёртвым – безжизненным, как выжженное поле. Они выбрались сюда, надеясь найти выход, но каждый шаг приносил только новые сомнения. Лия не могла не думать о том, как их жизнь буквально распадается на куски, и как они оказываются всё дальше от мира, который когда-то был их домом.
Они с дедушкой шли вместе, но между ними не было привычной близости – только молчание и страх, скрываемые под строгими лицами.
– Мы должны быть сильными, – прошептал Авалдарон. – Ты не одна.
Лия не ответила. Она просто смотрела вперёд, туда, где не было ничего, кроме тёмных деревьев с первыми почками и таинственных теней.
Лес был будто замерший. Только лёгкий ветер колыхал верхушки ветвей, и в этом безмолвии шаги были слышны особенно отчётливо. Профессор Авалдарон и Лия уже не раз слышали, как кто-то ходит неподалёку. Но теперь – это было близко. Слишком близко.
Два силуэта появились из тумана между деревьями. Мужчины в тёмной одежде, с грязными руками и наколками, выцветшими, но всё ещё угрожающими. Один был с лысым черепом и злобной усмешкой, другой – с поволокой в глазах и ножом на поясе.
– Ну здравствуйте, – сказал один из них, глядя на Лию с таким видом, словно уже знал, чего хочет. – А что это мы тут делаем? Прячемся?
Профессор выступил вперёд.
– Нам нечего вам дать. Уходите.
– Ой-ой, какой важный дедуля, – протянул второй, доставая нож. – А ну-ка глянем, что у вас там есть. Деньги, еда, девка…
Он перевёл взгляд на Лию и облизнул губы.
Лия не отступила. Она стояла прямо, сжав кулаки, её сердце билось в груди, как пойманная птица. Светлые волосы выбились из капюшона, а в голубых глазах читалось напряжение, но не страх. Она видела таких раньше. Знала таких. И знала – нельзя показывать слабость.
