– Знаете, Машенька, я ведь очень долгое время работала в психолингвистической лаборатории, сначала там директорствовал мой муж, а потом какое-то время я была научным руководителем одного из направлений. Честно говоря, я и сейчас консультирую иногда, разрабатываю некоторые идеи. Я как раз заведовала направлением, связанным с ритмической организацией речи. И устной и письменной, различных стилей и жанров, различных исторических периодов, на разных языках, обширнейшая тема, если не сказать неохватная. Давайте, я вам сейчас не буду рассказывать детали, а проведём мы с вами эксперимент. Во-первых, вам нужно будет перечитать и прослушать в виде аудиокниги что-нибудь из русской классики. Возьмите Пушкина «Повести Белкина», возьмите Гончарова …. любой роман, ну, и Салтыкова-Щедрина «История одного города». Слушайте и читайте вдумчиво, не торопясь, стараясь проникнуться лексикой и ритмом прозы, как будто вам предстоит пропеть этот текст. Вам нужно настроиться на эту волну. Во-вторых, вам надо настроиться на то, что вы приходите домой не как домой, а как в экспериментальную лабораторию, приходите не расслабляться, а изучать. Попытайтесь отстраниться от того эмоционального фона, который создаёт ваш муж. Это необходимо для эксперимента. Да, трудно, но русские классики вам в этом помогут. А суть я вам объясню потом. И ещё. Когда ваш муж в очередной раз начнёт орать и впадёт в раж, запишите его на диктофон, так, чтобы он не видел, конечно. Желательно, сделать несколько записей, так как для репрезентативности одной будет мало.
– Ну, за этим дело не станет, Евдокия Ивановна, он считает своим долгом изводить меня при каждой возможности.
***
Да когда уже она спросит! Я чувствую, чувствую, что она помнит, она почему-то просто оттягивает этот разговор, стихи читает, полтомика Брюсова уже продекламировала, наверно, и специально так медленно, так нараспев, но не могу же я сама ей напоминать. Мы ведь работаем, чего я со своим личным полезу. И так неловко, что я ей все свои личные проблемы выложила. Я молчу, и она молчит. Не молчим, конечно, она Брюсова читает, комментирует, как всегда, а я поддакиваю, вопросы задаю, но как бы автоматически. И не стихи я сегодня слушаю, а её голос, за жестами наблюдаю: когда же, когда же? И почему я точно уверена, что она держит в голове наш прошлый разговор, не забыла, она твёрдо знает, что я только об этом и думаю, что телефон с записями уже прожёг мне бок, что они взывают: прослушайте нас, прослушайте, не зря же мы были записаны! Глаза ли её выдают? Но книга плотно придвинута к лицу, виднеются только верхние части оправ, я к ней спиной, вся погружена в разбор книг, стараюсь не глядеть на неё. Нет, в голосе что-то, голос выдаёт, что не окунулась она на этот раз в поэтическую стихию. Наконец, пауза. Та самая пауза, которая мне нужна. Несколько коробок уже готовы, только запечатать и наклеить списки. С треском раскручивается скотч, глухо шуршат по полу коробки. Мои шевеления – аккомпанементом пиано. Я научилась паузам, это моя, я длю её сколько хочу, сколько нужно, Евдокии Ивановне придётся начать.
– Машенька, простите, пожалуйста, мою назойливость, ни в коей мере не хочу настырно лезть в вашу личную жизнь, но поелику у нас уже заходил разговор о вашем муже, позволю себе спросить, вы решились записать его обвинения в ваш адрес, как вы выразились в прошлый раз «истерики»?
