– Я все тебе простил, а ты смеешь изменять мне прямо на моих глазах, даже не скрывая! Какой же ты мерзавец! – прорычал он, после чего снова куда-то пошел.
На улице уже совсем стемнело и зажглись фонари. Он решил направиться к пристани, от которой каждый день отчаливал паром и катал туристов по каналам города целыми днями. Уже издалека Блэйм смог различить этот паром, так как его палубы были украшены разноцветными гирляндами и оттуда доносилась громкая музыка.
В этом городе отовсюду звучала громкая музыка, смешиваясь в неразборчивую какофонию звуков, которая любого могла просто свести с ума. Иногда он не мог заснуть из-за этого шумного города, так как музыка была слышна в номере отеля в том числе. Блэйм уже не мог находиться в этом городе. Все внутри него горело от негодования. Он хотел уехать и никогда не возвращаться.
«Куда? – вдруг спросил он себя, подходя к пристани. – Мне некуда идти! – неожиданно осознал он. – Вернуться к матери? Но я ей не нужен и никогда не был нужен, она не любила меня так, как отца. Я всегда для нее был рудиментом, который, если не убрать, с годами начинаешь просто прятать от окружающих под одеждой».
Он сел на лавку и стал, не отрываясь, смотреть на паром.
«Неужели я вцепился в него, потому что решил, что он заменит мне отца? Юкия будет любить меня, вместо него? Я что, совсем сошел с ума?! Что же со мной происходит? В одном я уверен точно: он – животное, которое не способно любить. Ему все равно, с кем и когда, он, как паразит, присасывается в наиболее выгодном ему месте. Неужели я ошибся, поставил все на возможность создать с ним что-то одно, что-то, что будет только между нами?» – он закрыл лицо руками.
Ветер терзал крошечную фигурку, которая сотрясалась из-за рыданий на фоне яркого, проплывающего мимо парома, с палубы которого доносился радостный смех пассажиров.
Блэйм просидел на пристани до самого утра. Его одежда, голова, лицо – все покрылось инеем. Он сидел, не двигаясь, весь заиндевевший.
Неожиданно кто-то подошел к нему со спины и накинул на плечи куртку, затем молча обошел скамейку и сел рядом, глубоко дыша.
Это был Юкия.
Заметив его, Блэйм поторопился отвернуться, на глаза снова навернулись предательские слезы.
– И сколько ты здесь уже так сидишь так, на морозе, в одной футболке? – еле сдерживая себя, спросил Юкия глухим голосом.
Блэйм ничего не ответил. К причалу подошел паром, и человек с пристани закричал в граммофон, приглашая туристов на борт.
– Пойдем! – Блэйм неожиданно встал.
– Куда?
– Я хочу прокатиться на этом пароме.
– Что с твоей головой?
– Я подстригся.
Они взошли на борт парома, который практически сразу отчалил. Парни поднялись на немноголюдную, в столь ранний час, верхнюю палубу. Блэйм навалился животом на перила и стал смотреть вниз на воду, которую еще не сковало оковами льда, ее разрезало носом судно, оставляя за собой пенистую рябь.
Юкия подошел к нему и встал рядом. С минуту он стоял молча, а затем проговорил:
– Та девушка, про которую я тебе рассказывал, так же безосновательно ревновала меня ко всем подряд, но я не любил ее и не хотел мириться с этим, поэтому сказал ей, что уйду от нее, если она не прекратит, а она подсыпала мне что-то в стакан с вином и решила убить.
Блэйм продолжал смотреть на воду, не перебивая его.
– Эстер сказала, пока резала мне руки, что после того, как убьет меня, сразу же покончит с собой. Что мы встретимся с ней после смерти и будем вечно скитаться как двое самоубийц, отвергнутые всеми мирами, – продолжил он свой рассказ. – Но она не смогла. Увидев меня, истекающего кровью, она тут же вызвала скорую. Она не смогла порезать себя. Испугалась. Я не простил ее и не вернулся. Но ты, Блэйм…
