Можно было перевести разговор.
Она выбирает третий путь.
– Долили вино? – спрашивает, кивая на бокал подруги.
Не поднимая глаз. Не давая ненужному вопросу коснуться себя.
Мир буквально на секунду потерял резкость. Но никто этого не заметил.
– Ты в порядке? – муж смотрит внимательно.
Она делает вид, что не слышит, и пьёт кофе.
Лучше не отвечать. Если сказать, что не в порядке – это как открыть шлюзы. А потом? Кто остановит этот поток? Если она сейчас откроется – её просто затопит. Лучше держаться. Лучше ещё немного побыть стабильной.
Она откидывается на спинку кресла, делает глубокий вдох.
Стабильность.
Она ещё немного побудет в ней.
Завтра – разберётся.
***
Она всё ещё держалась. Но внутри что-то дрожало, как вода в бокале, если его слегка задеть пальцем.
Муж говорил что-то обычное – про работу, про поездку на выходные, про каких-то людей.
Она слушала, но слова цеплялись за неё, как сухие репейники за подол пальто – случайные, ненужные, незначительные.
– Ты слышала, что я сказал?
Она моргнула.
– Конечно.
Он не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
Она сглотнула, пытаясь убрать ощущение комка в горле.
– Ты в последнее время как будто где-то не здесь.
Фраза, которой не должно было быть. Не упрёк. Не претензия. Просто наблюдение.
Но в душе что-то резко хрустнуло. Как будто тонкая трещина вдруг пошла глубже, шире. Она хотела сказать что-то острое, колючее. Или, наоборот, промолчать так, чтобы его прошило этим молчанием. Но в итоге только пожала плечами:
– Мне просто нужно немного времени.
Он кивнул. Принял это объяснение. Как всегда.
Она смотрела на него и вдруг поняла:
«Ты же не чувствуешь, правда? Никогда не чувствовал. Просто принимаешь мои слова, потому что ты не умеешь дойти до того, что за ними стоит».
И ещё – «Я не знаю, чего хочу больше – чтобы меня обняли или чтобы никто не прикасался».
В ресторане заиграла та самая песня.
Она взяла бокал, сделала глоток воды, но вкус был странным, не таким, как всегда. Она знала эту мелодию. Когда-то она играла в комнате, где было тепло. В комнате, где не было стен.
Теперь пространство сузилось до нескольких квадратных метров, до стола, за которым она сидела, до тихого тика часов, который вдруг стал отчётливее.
Она поднялась.
– Сейчас вернусь.
Подруга курила на улице, склонив голову над телефоном.
– Будешь?
– Ты же знаешь, что я не курю.
Воздух был тёплый, густой, летний, неожиданно напитанный сыростью после дневного зноя.
Она посмотрела на деревья – тяжёлые, неподвижные, как будто они устали держать этот жар.
Хотелось вдохнуть глубже, но воздух казался липким, цепким.
Цыганка возникла неожиданно, будто материализовалась из воздуха.
– Девушка, погадаю? Скажу, что сердце тревожит.
Она хотела отмахнуться.
– Я не верю в это.
Цыганка посмотрела прямо в глаза.
– А ты и так всё знаешь, да?
Эти слова попали точно в то место, где внутри всё уже трещало.
– Не знаю.
– Ну так и не узнаешь. Если не спросишь.
Она не спросила. Только покачала головой, развернулась и вернулась в зал.
Она шла к своему столику и вдруг почувствовала на себе взгляд. Чужой. Оценивающий.
Она обернулась.
Мужчина за соседним столиком смотрел слишком пристально. Не как те, кто смотрят мимо. Не как те, кто просто оценивают, не задерживаясь. В его взгляде было что-то другое.
Она отвела глаза.
Просто биология. Просто химия. Просто природа хочет получить своё. Но разве только это?
Она прикрыла глаза.
