Териантропия, стихи и апокалипсис - страница 5



Я о космосе знаю. Банточиком «Марс»,
Я рождён был вдали от пиршества рас.
Меня снегом укроет – мой белый покров,
Что, в преддверии, значит – вселенский коллапс.
Жизнь так быстро по кругу, как будто таймлапс,
Не сбежать из её всеземных погребов!
Не траншею я рою – для трупов лишь ров.
Не траншеей рождён, я – ребёнок лесов.
Там где мёртвые боги у финнов и Чудь
Белоглазая смотрит на водную муть.
В ней лики умерших, на пиршестве рас,
В ней я выдыхаю токсичную ртуть,
В ней белый ребёнок взирает на Марс,
В ней финны, в ней боги, и в ней сама Чудь!

Plexus coeliacus 35-23-ТЕ

Я в груди схоронил солнце.
В нём есть лис, что огонь, в рыжине,
Снопом искр взлетал к вышине,
В нервный узел, к мотивам эмоций.
Нежной деве, холодной луне,
Покажу я свой огненный нрав,
Опаленных костей, костоправ,
Не сочтёт в её белой копне.
И меня поздравляет Минздрав —
Перевыполнил план по безумству
Рождённых детей, через чувство
Делённое с ней, множив в сплав.
Диким писком, от серых мышей,
Отделяю нас в белы вороны.
Нас фасуют. Фасуют в вагоны,
По Транссибу, чтоб, мчались быстрей.
И мы завтрак едим, чемпионов:
Просто чай пьём в купе, просто эль.
Я волнуюсь, стучат нейроны,
Не спасёт ни таблетка, ни хмель.
Я волнуюсь. И солнце горит, Рим Нерона.
Не смотри. И меня не жалей.
Пусть из клетки грудной дикий зверь,
Прогрызёт себе путь, до перрона.
Я волнуюсь, а ты, как Юнона,
Своей мудростью искренно верь,
Что близнец Боконона,
В его чреве спокоен теперь.

Canis latrans 36-23-ТЕ

Древние боги, одетые в мех,
Смотрят на мир с белоглавых вершин.
Достойно быть войном в мире мужчин,
Достойно коль честью заляпан доспех.
Нас встретит альтинг славою тех,
Кто навечно ушёл в каменелую твердь.
Ворон покорно уселся на жердь,
Свежую кровь вместо падали ев.
В ласках нагих окровавленных дев,
В пении скальдов на веки веков,
Ты не утопишь яростный гнев,
Не утолишь кровожадность богов!
Верою предков, сагой клинков,
Историю пишет чернеющий зев
И чрево того, кто губитель веков,
Чье чрево страшнее всех хищников чрев.
Прислушайся! Слышишь отчаянный зов?
Сверкание стали ты видишь во мгле?
В безумстве атаки стая волков
Кровавые почести вносит земле!
Так можно мужчиною стать и лишь так!
Кровавые руны внося на покров
И меч окрапив, в бессилии слов,
Ты вой! Ибо и имя твоё – волколак!

Hydrargyrum 37-23-ТЕ

Давно улетучился газ ядовитый —
Громогласных орудий улёгся огонь.
Агнец нетленный, лаврами витый,
По полю скакал, где раньше был бой.
Агнец скакал, с божественной свитой:
Валькирии, все облаченные в мех!
Агнец прощение нёс, недобитым,
Но на поле сим уж не было тех.
И я там лежал, с лёгким пробитым,
Кровавым дыханием окрасив доспех.
И агнец играл незатейливый ритм,
А я вспоминал про вас всех.
Железные люди – гранитные плиты,
Им всем повезло быть в глубинах земли.
Ведь кто-то для воронов пища. И грифов
Кормить им всем вечно своими костьми.
Я был искалечен, ребёнок войны,
Мне серая бабочка села на грудь
И агнец шептал святы песни свои,
И по щекам вместо слёз, текла ртуть.

Szabas 38-23-ТЕ

Пожиратель миров Апофис,
Озарит свой личный ковен.
И будь шаг их чист и ровен,
Раз уж их не душит совесть.
Кровью небо, ей же повесть.
Чёрным солнцем, в жертву овен,
Чтобы был Фенрир доволен,
Мы несём по миру весть.
И сторонников не счесть,
Коли мир наш вечно болен
До земли и вечной соли,
Коей солим нашу месть.
Звери в человечьих шкурах,
Крошат когти, душат честь.
Трубадуры давят лесть,
Кроя трещины в текстурах.
В горьких ведьминых микстурах