Териантропия, стихи и апокалипсис - страница 6



Тушим-топим своё горе.
Вечность есмь в макулатурах,
Вечность всё равно что море.
Не поймут рабы Амура
Дисгармонии в миноре.
И в матёром резонёре
Не узрят они лжеца.
Не узнают предсказания,
Лисьим хитростным сказанием,
Чрез сплетения ума,
С превносимым духом псалма.

Via est mors 39-23-ТЕ

Мертвецы охраняют свои секреты.
Мертвецы защищают свои права.
И мрачный жнец – радикально левый,
Всех уровняет – одна трава.
Могилы разрыты и Локи дочь
Шагает по ним, вместе с псом косматым:
Анубис пил и горланил маты
И вой его разносился в ночь.
А день наступит и будут рады
Все, кто кривил на наш белый свет.
И нам не надо ничего кроме правды,
И нам не надо доживать свой век.
Я красный, будто пески саваны,
Смотрю на свой молодой скелет.
Мне друг позвонит и спросит: «Как там?»
А я отвечу: «Меня больше нет».
И я по новой в колыбель, отравлен
От капель этой самой горькой лжи.
Ко мне змея ползёт – я с ней сплавлен.
Она шипит мне: «Не губи!»
Но я раздавлен от напряжения:
Рублю ей шею о свой стилет.
Вот так встречаю первый день рождения,
А это мой праздничный обед.
Я вырву яд из пучины глотки!
И выпью яд, когда стану стар.
Мне жить и так-то не больше сотки,
Что я потрачу на мёд-нектар.
Я лягу в земь, растекутся соки,
И знаю кто ждёт у черты.
Я вижу смерть, ни к чему намёки,
И я вкушаю все её черты.
И смерть меня также уровняет
Со всеми, с кем я неравен был.
И я стою у последней грани,
У той единственной, кого любил.

Aeneas 40-23-ТЕ

Облака плывут над моей головой.
Я дышу и вижу облачко пара.
Четыре часа. Ещё очень рано,
Чтоб стать наконец-то самим собой.
Город пустует. На телеэкранах:
Холодом веет порыв новостей.
Я достаю из просторных карманов
Пригоршню птичьих поблёкших костей.
Кладу на асфальт и тихо включаю
Песню почивших пернатых друзей,
Чтоб хоть на секунду укрыться от лая,
Средь мёртвых дворов, мог модерна Эней.

Часть II – Анималистичная скальдика

Царь зверей 1-21-А

Я живу одним днём,
Первородный убогий плебей,
Задыхаясь в наплыве идей,
Почитая лишь волчий закон.
Всё моё – для людей,
Ну я, лишь весны ветерком,
Да в далёкую землю ведом,
Где сидит царь зверей.
В окружении икон
Древних хищников стайных,
Охраняя великую тайну
О своем появлении в лике людском.
На развалинах рая,
Я в звериное око смотрю,
Ну а вижу себя,
Что себя сохраняет.
И для капищ огня,
Нужно больше,
Чтоб снова одним стали мы,
В отражении богов острия.
И в преддверии иной старины,
И в стремлении к истоку вселенной,
Я навечно срастаюсь с гиеной,
В предвкушений величия тьмы!

Фенек 2-22-А

Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.
Мясом полон мой дом,
Я охотничий сын.
Зверя кровь, кипятком,
В моей вене, бензин.
Изменён мой геном,
Я детёныш пустынь.
В моём сердце гнилом,
Ты навечно и сгинь!
В моём мозге дурном,
Копошиться латынь.
Своим хрупким ребром,
Порождал героинь.
Но не стать мне отцом,
Не дожить до седин.
В моё сердце, свинцом,
Только облик зверин.
Мне охотник, ружьём,
Оборвет мой зачин.
Убегал я, как мог,
Да попал в формалин!
Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.

Лань 3-21-А

Хотел бы я в лесах стерильных,
Как раньше, в прошлые века,
Там прыгать-бегать ланью сильной,
Со следа сбив злого стрелка.
Но нету боле елей стильных,
Ветви запутались в рогах,
И все копыта крепит гирей,
Теперь плутаю там, во снах.
Вольеров, стойла и пера,
Меня темница плотно сжала,
Я раб их, знающий блага
Цивилизаций одеяла,
Что закрывают все начала,
Самих понятий бытия!