«Даже чердачные балки в этом жилище послушны воле кудесницы, – хмыкнул про себя он. – Не дом, а цепной пес. Но следует отдать заклинательнице должное: она явилась вовремя».
Вражда Лютинга с Ливой была делом прошлым, но волк до сих пор с подозрением относился к чарам Зефировой нареченной.
– Значит, я успею переодеться, пока вы накроете на стол? – донеслись до него слова жены.
Кажется, принцесса смирилась с тем, что над нынешним вечером она не властна, – так или иначе судьба явит, что уготовано.
– Если поторопишься. – Лива шутливо подтолкнула ее к лестнице, ведущей в спальню.
– Бегу. – Изольда устало стащила фартук, утерла им испачканное лицо и побрела в свою комнату.
«А все-таки хорошо, что я – не владычица замка Северин, – думала принцесса, затягивая бесконечную шнуровку на новом наряде, подаренном кудесницей. – Иначе несчастья не избежать. Недаром у меня целый день все из рук валится. Словно вот-вот случится неотвратимое».
Завязав на корсаже последний узелок, Изольда одернула рукава и распустила кудри. Пришлось пожертвовать прической, чтобы вычесать из нее муку и сажу. И ладно, она ведь не ждет в гости послов из соседней державы.
Умостившись на миниатюрный табурет перед настольным зеркальцем, именинница принялась водить щеткой по волосам… Семнадцать лет… в таком возрасте замуж выдают. Хотя она-то год как окольцована.
Словно в подтверждение этих мыслей, тяжелые перстни на безымянных пальцах торжественно вспыхнули: топаз, синий, как краткая летняя ночь, и морион, похожий на ее собственную кровь. Первый камень был талисманом Стефана – с ним он никогда не расставался. Второй символизировал могущество дома Северин. Забавно, что оба кольца достались ей, хотя ни одно не предназначалось по праву.
Невольно принцесса залюбовалась массивной серебряной оправой. Какой перстень она отдаст Лютингу, когда придет время? Не все ли равно, если впереди долгие шесть лет?
Отстраненно разглядывая терновый узор на своих щеках, Изольда вновь взмахнула расческой. И пока в зачарованной дымке зеркального мира атласная белизна кожи расцветала чернотой, губы девушки неслышно напевали:
Был бы ты, милый, отзвуком серебра,
Тонкой огранкой звезды на моей груди,
Стала бы я к тебе ласкова и добра,
Гордо носила бы, пестовала: «Свети!»
Реять тебе белым вереском на холме —
Нежил бы волосы, вился бы по плечам.
Только пленить-присвоить чтоб не умел,
В дом не ходил, не маял мою печаль.
Пока она шептала, деревья за окном пригибались ниже. Листья чернели, скручивались от холода. Над поверхностью горячего источника заклубился пар, словно зима на мгновение вернулась в эти края.
Вешним богам обратить бы тебя в песок:
Губы, глаза, предплечья сровнять с землей,
Чтобы вовек угнаться за мной не мог,
След охранял – безропотный и немой.
Хочешь, целуй, как муж, отнимай покой
Ветром-бураном, ноченькой во хмелю.
Но не трави улыбкою колдовской,
Сердца не тронь лукавым своим «люблю».
Изольда бормотала, и холодок пробегал по ее шее, заставляя вспоминать, как жжется зачарованная пряжа в чулане Пайян-Жен. Опасное путешествие в усадьбу Хаар Силлиэ случилось давным-давно. Злоключения остались позади, незачем, собрав волю в кулак, нестись сквозь ночь и вьюгу, искать Таальвена Валишера. Отчего же сердце стучит набатом, заставляя хозяйку изнывать от туманных предчувствий?..
Кос не плети мне на свадьбу, не куй колец,
Гибелью кликать впору, а не женой.
