Задремавший было волк поднял голову и поглядел на кудесницу, но ничего не сказал.
– Вдруг Зефир все еще там? – не унималась Изольда.
– Кто знает… я не поднималась наверх, чтобы проверить. До острова просто так не добраться. Да и сама история – лишь древняя легенда. Есть такая песня, родом из здешних мест.
– Споешь мне?
– В другой раз. – Хозяйка дома прикрыла печь заслонкой, и в комнате сделалось темнее. – Ты едва держишься на ногах.
– Нет-нет, у меня хватит сил, чтобы послушать, – запротестовала девушка.
– Ну хорошо. Ложись в постель, а я, так и быть, спою для тебя.
Сонная Изольда побрела в спальню, но по пути спохватилась.
– Если я займу твою постель, где ляжешь ты?
– Не беспокойся. – Заклинательница достала из закромов свиток плотной ткани и, развернув его, закрепила в дверном проеме за петли. – Сегодня отдохну в гамаке.
– Правильнее было бы поступить наоборот. – Принцесса смущенно застыла. – Давай я устроюсь в дверях.
Но хозяйка махнула рукой.
– Тому, у кого впереди нелегкая дорога, глупо отказываться от возможности понежиться в теплой, удобной постели.
– Наверное, ты права.
– Возьми. – Лива протянула гостье тонкую сорочку. – Завтра поищу для тебя что-нибудь поприличнее.
И она ушла на кухню, любезно предоставив Изольде возможность переодеться. Волк остался у очага, лениво размышляя сквозь дрему.
– Я уже легла, – донеслось из спальни через минуту.
Тогда Лива зажмурилась и тихо запела.
Вертит Зефир крылья сломанной мельницы,
Мелет лохмотья из прожитых дней.
Сад за рекой морем яблочным пенится,
Время несется по кругу скорей.
Не залатаешь дырявые лопасти…
Поле вокруг зарастает травой.
Бродит Зефир у оскаленной пропасти,
Прячет надежду вернуться домой.
Цепи его синим инеем кованы,
Стали, железа в них нет и следа.
Легче пера, но навек заколдованы,
Их не сломать, не разбить никогда.
Снится Зефиру привольное прошлое,
Шпили дворцов за краями миров.
И ворожейка, как месяц пригожая,
Что заплела паутину оков.
Был для нее он беспечным бродяжником,
Гостем ночным, приносящим цветы,
Другом желанным, задумчивым стражником,
Пленным Зефиром ее красоты…
Ночью и днем исполинские мельницы,
Словно бумажные, ветер кружил.
Думал, что мир никогда не изменится,
Но, окольцованный, крылья сложил.
Тщетно просила ведунья печальная
Ей колдовские оковы простить…
Чахнет без мельниц земля одичалая,
Некому крылья стальные крутить.
Времени нить разорвалась, рассыпалось
Звоном монисто из прожитых дней.
Сколько бы горя влюбленным ни выпало,
Пусть возвратятся друг к другу скорей.
Только безжалостны ржавые лопасти:
В прошлое жизнь невозможно вдохнуть.
Бродит Зефир темной ночью у пропасти
И до рассвета не может уснуть…
Когда ее голос стих, Изольда уже крепко спала. Дремал и волк, но, услышав шелест, открыл глаза. Это хозяйка дома разложила древние свитки, чтобы сделать в них записи.
– Не стоит тревожиться о ней, – заметив, что Таальвен проснулся, прошептала она.
– Я сам решу, о чем беспокоиться.
– Вижу, ты не доверяешь мне. – Лива отложила перо. – И напрасно. Я не желаю вам зла.
– Может, и так, но ты многого недоговариваешь.
– Вы тоже не слишком разговорчивые, когда дело касается личных тайн.
Она водрузила на стол кованый сундук и принялась деловито в нем копаться.
Волк повел носом, но, кроме запаха древней пыли, пергамента и чернил, ничего не учуял.
– У каждого из нас свои секреты. Оставим же праздное любопытство, чтобы не ворошить осиное гнездо…
