Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине - страница 2



Кто—то в двери постучал —
Подполковник Ганнибал…

И он кидается ему на шею – уже любит его. И с той минуты они не разлучались: много пили, ходили на деревенские гуляния. Однажды, танцуя котильон с какой-то барышней, он заметил, что дяде вздумалось отбить ее у него.

«И чего только я в ней тогда нашел? Вставные зубы, несвежий цвет лица… Из-за нее вызвал дядю, с которым так подружился, на дуэль. Хорошо – у него хватило ума не допустить ее, пропев экспромт, как и в первый раз:

Хоть ты, Саша, среди бала
Вызвал Павла Ганнибала,
Но, ей Богу, Ганнибал
Ссорой не подгадит бал!»

Смеясь, обнялись, все тем и кончилось.

Дуэль с Кюхельбекером (1818г)

Однажды, желая оказать Кюхельбекеру услугу, Саша Пушкин имел неосторожность ввести его в дом поэта Жуковского. Теперь Василий Андреевич от этого страдал: Кюхельбекер зачастил к нему и «заговаривал» до такой степени, что он невольно начал избегать молодого педагога, деликатно показывая, что утомлен его неуемной болтливостью.

Как-то раз (1818г.) Александр договорился с поэтом Жуковским встретиться вечером на приеме. Явившись туда, долго пытался высмотреть долговязого старшего друга в толпе гостей. Однако так и не нашел.

Утром, как обычно, прибежал к нему с очередными светскими новостями, которых набрался на приеме, и сразу напал на Василия Андреевича:

– Что же ты, милый, не пришел вчера на прием? Я весь извертелся, ища тебя глазами!

– Пу-у-шкин! Из-за твоего Кюхельбекера я не смог попасть на званый ужин! – отрезал тот недовольно.

– Как это? И при чем здесь Кюхля?

– А при том, что он пришел и не уходил до поздней ночи! – вырвался крик у несчастного. – Не мог же я его одного бросить или выпроводить?.. – Нехотя добавил: – Да и желудок у меня расстроился…

Саша смеялся долго:

– Не иначе, как ты заразился от его словесного поноса – желудочным!..

Вечером вернулся к еще не успокоившемуся другу и произнес примирительным тоном:

– Ладно, не сердись, милый! Я тебе принес утешительный подарок. – Быстро достал листок из внутреннего кармана исписанный и измаранный исправлениями лист. – Вот! Слушай:

За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно.
Так было мне, мои друзья,
И Кюхельбекерно, и тошно…

Бледный еще Жуковский хохотал до колик, сложившись пополам, и только всхлипывал:

– Как ты сказал? Ах—ха—ха. Кюхельбекерно? Ах—ха—ха… Ах!

Отдышавшись, вдруг спросил:

– Скажи, а при чем же здесь мой Яков?

– Да ни при чем! Это для рифмы, – тоже лучась весельем, отмахнулся зубастый Саша.

Он был страшно доволен своей выходкой и утром, явившись к барону Дельвигу, рассказал ему и поэту Евгению Баратынскому, молодому поэту, с которым Антон снимал жилье, об этом курьезном случае.

Дельвиг тоже знал способность Кюхельбекера вести нескончаемые нудные разговоры и неумение вовремя откланяться – сам страдал от них немало!

– А, ну-ка, повтори нам ещё раз эпиграмму! – попросил он, смеясь.

Долго они потом потешались, вспоминая нелепые выходки Вили, рассказывая о них Евгению и хохоча до упаду…

Пробыл у друзей Саша часа два и убежал. По дороге домой понял, что больше всего он любит бывать у Тоси. Дельвиг, после окончания лицея, был определен в департамент горных и соляных дел, где в основном развлекал сослуживцев веселыми историями и анекдотами, не особо вникая в работу и получая крохи. Вот почему у них с Евгением в комнате было пусто, да и еды почти никогда не бывало. Но всё же у них весело и беспечно…