Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине - страница 3

Саша Пушкин еще не знал, что после его ухода, поздно вечером, в дверь Тоси и Жени раздалась сердитая барабанная дробь и в их маленькую комнатку ворвался страшный Кюхля: голова всклокочена, щеки горят, он размахивает длинными руками и не может начать говорить – от возмущения.

Женя бросился к нему в тревоге:

– Виля! Виля! Что с тобой?

– Со мной? Со мной – ничего! – Повернулся к Дельвигу: – Тося! Передай Французу, что я вызываю его на дуэль. А ты будешь моим секундантом!

– Какую дуэль? Ты с ума сошел!?

Но Кюхельбекер только раздраженно и беспорядочно размахивал руками и бормотал:

– К черту, к черту!

– Виля, ну, подожди! Ты же можешь убить его – надежду России!.. – в голосе Дельвига задрожал страх.

– Donnerwetter! Доннерветтер! (Черт подери!) Не хочу ничего слушать!.. И не старайся!

Долгие уговоры Дельвига и Баратынского ни к чему не привели и утром Антону пришлось идти к Саше с неприятной миссией и выложить условия Кюхли…

И вот друзья стоят у какого-то недостроенного склепа на Волковом поле и ненавидяще сверлят друг друга глазами. Но, спустя минуту, Сашка не удержался: нельзя было без смеха видеть, как Кюхля целится, – и он прокричал с улыбкой Дельвигу:

– Тося! Становись на мое место – здесь безопаснее всего!

Кюхля от бешенства затрясся, молниеносно сделал круг вполоборота, и – раздался выстрел…

Дельвиг схватил свою фуражку в руки и с удивлением стал рассматривать на ней дырочку – Кюхля умудрился прострелить ее и не задеть его самого!..

Александр, который тоже не ожидал такой прыти от неуклюжего Кюхли, опомнился и начал громко хохотать, а потом, бросив пистолет, подбежал к посрамленному другу и стал обнимать его со словами:

– Послушай, Кюхля! Говорю тебе без лести: ты стоишь дружбы без эпиграммы. Но пороха ты не стоишь, ей богу!

Пристыженный всем происшедшим, Кюхля в ответ обхватил его неловкими руками, и они принялись шутливо мутузить друг друга. Сашка, смеясь, вывернулся из его объятий и сделал сальто, как бывало в лицее, когда его переполняли радостные чувства…

Жанно Пущин, которому Антон вечером рассказал о дуэли друзей, рассердился не на шутку:

– Тося, скажи, ты думал, что поощряешь преступление? А если бы Виля на самом деле убил Француза?! Сашка, знаю, никогда бы не стал стрелять в него! Ты понимаешь, что Виля, из глупой гордости, застрелил бы будущее, вду-май-ся! будущее нашей российской поэзии! Ты понимаешь, что вы, два оболтуса, чуть не натворили!?

Дельвиг виновато сопел курносым носом. Он знал, что Жанно прав: он – серьезный человек, чуждый светских развлечений, целеустремленный и уравновешенный. Не то, что они – все вместе взятые. И всегда был таким. Он и сейчас серьезно служит…

Жанно перебил его мысли:

– Но, знаешь, Антон, ты, оказывается, еще более безрассуден, чем те двое. Тебе надо было приложить усилия не к тому, чтобы состоялась дуэль, а к тому, чтобы ее предотвратить. Эх, ты!.. Как же истребить в нас это ложное чувство чести!?

Разошлись очень недовольные друг другом, не зная, что будут у их друга дуэли, и не одна, и не две, о которых даже они и не будут знать…

На Фонтанке рядом жили Модест Корф и Александр Пушкин- бывшие лицеисты, не дружившие и в лицее.

Однажды между ними даже чуть не произошла дуэль из-за Никиты, дядьки Александра с малых лет, который забрался в дом Корфа, чтобы побить его лакея.

Никита вспомнил об этом случает в тот момент, когда к Пушкиным домой пришел человек с бегающими глазами и неприятным лицом. Этот шпион хотел его подкупить, прося отдать ему, ни много, ни мало – бумаги его молодого барича!