– У тебя нет основ, – заявила Олеся после неудачной попытки объяснить первую задачу. – Будем закладывать основы.
– А долго это? – перепугался Колька.
– Недели две потребуется, а то и три, – взрослым тоном изрекла наставница.
– Как две? Я завтра должен четвёрку получить. То есть, обещал.
– Придётся совершить невозможное, – и Олеся, копируя Веру Алексеевну, сдвинула очки на кончик носа.
Потом она заставила Кольку вызубрить определения, потом – формулы. К шести Колька почти ненавидел её, а предстоящий путь казался неодолимым. В семь пришли родители, но Олеся таким тоном произнесла: «Не мешайте! Мы занимаемся», что Колян даже зауважал её. К восьми закончились запасы пирожков, а до Кольки вдруг дошло, чего от него хотели в тех задачках, и никак не мог он взять в толк, чего ж раньше ему было непонятно? Был дураком, да вдруг поумнел?
– Мама жарит яичницу с картошкой и колбасой, а тебе надо домой позвонить, чтобы не беспокоились.
Звонить не хотелось: мама потребует, чтобы немедленно шёл домой, а они ещё не все задачи разобрали. Но Олеся так строго посмотрела на него, что Коля обречённо набрал номер и промямлил:
– Мам, мы тут у Олеси физикой занимаемся…
– Что с тобой стряслось? Ты не заболел? – почему-то встревожилась мама. – Дай трубку Олесе.
– Здравствуйте, Ольга Петровна… занимаемся, Ольга Петровна… родители дома, Ольга Петровна… обязательно, Ольга Петровна.
– Перед выходом позвонишь, – сообщила Олеся, положив трубку.
И откуда она узнала, как зовут его маму?
К началу десятого в принесённых Колей задачках не осталось ни одного белого пятна. В прихожей Олеся потянулась за курткой.
– Мам, я провожу. Только во двор. Вниз и обратно. Ну, мам!
Выйдя на улицу, остановились. Стояли молча. Олеся почему-то не уходила. Коле надо было бы попрощаться, но он тоже почему-то молчал. Так и стояли.
– Не забудь, в следующий понедельник занимаемся, – прервала молчание одноклассница.
– Не забуду. Мы же договорились.
Ещё помолчали.
– До чего же вы, мужики, нерешительные, – пробормотала Олеся, сняла очки, положила ладони на Колины плечи, быстро поцеловала в щёку и скрылась в подъезде.
Обалдевший Колька постоял немного, потом завопил: «И-и-и-и!», взмахнул портфелем и побежал домой.
На следующий день в школе Олеся небрежно поздоровалась с Колей, будто ничего не случилось. Колька был немного обижен – неужели то, что произошло, ничего для неё не значит.
– С Макарониной целовался? – ядовито спросила, повернувшись, Светка.
– Откуда ты… – чуть не попался Колька, но прикусил язык. – С чего ты взяла? – и собравшись с духом. – Знаешь, не называй её больше при мне Макарониной.
– Между прочим, некоторые получше умеют. Смотри, не отравись, – бросила небрежно и гордо отвернулась.
Весь вчерашний вечер Колька был в приподнятом настроении. Хотелось петь и скакать на одной ножке. Словом, вести себя по-дурацки.
Но утром, по дороге в школу, вспомнил Светку и задумался. Конечно, Олеся хорошая девчонка и умная, зато Светка – красивая. За этими душевными метаниями незаметно пролетели три урока, и подошла очередь физики.
Вытащить тетрадку Коля не посмел, но положил в сумку так, что в любой момент мог небрежным движением руки выудить её. Но небрежных движений не потребовалось.
Рука дрожала, когда принимала от Рудольфа билет с заданиями – неужели все усилия напрасны?. Даже зажмурился: «Раз, два, три!» Ура! Задачи знакомые, во сне мог бы повторить условия. Формулы сами будто сыпались из под пера. Причём, Колька не просто вспоминал вызубренное, а честно решал, делал чертежи, рисовал силы, составлял уравнения. Впервые после контрольной осталось не чувство досады, но сознание хорошо выполненной работы.
