И прежде чем провалиться в спасительный сон, она позволила себе выдохнуть в последний раз:
- Ромка…
4. Будильник бесстрастно издавал однообразные сигналы
***
Будильник бесстрастно издавал однообразные сигналы, разделяя утро на две половины. До – когда можно лежать, рассматривая потолок, и после – когда придется встать и собираться на работу.
Этот проклятый потолок она уже вдоль и поперек изучила. За последние почти сорок лет ничего в нем не изменилось, пока менялась она сама, а теперь они в чем-то даже схожи. Одинаково пялятся друг на друга по утрам. Встретились два одиночества и жить друг без друга не могут. Она и потолок. Потолок и она.
Особенно в это время суток, когда за стенами все спят, и только они с ним давно уже бодрствуют, пялясь и пялясь без конца. Впрочем, она и не понимала, спала ли вообще. Или, как это теперь часто бывало – вот так всю ночь, распластавшись по кровати и глядя куда-то вверх, куда никак не взлеталось.
Евгения Малич давно уже не проводила этих самых ночей в интернете, да и вечера ее были похожи один на другой, как две капли воды, не отличаясь разнообразием. Но это никоим образом не способствовало нормальному сну.
Поэтому все ее утра были также одинаковы, как и вечера. Она лежала в ожидании сигнала будильника, как на старого друга, взирала на потолок, белый, белый, что аж в глазах рябь, а потом вставала и заставляла себя начинать новый день.
- Доброе утро, - поздоровалась она с отцом, проходя в кухню, где уже распространяла ароматы яичница и на столе стоял заварник со свежим чаем.
Отец у плиты на ее унылый голос обернулся и привычно вгляделся в лицо с некоторой озадаченностью и немалой тревогой.
- Умылась? – спросил он зачем-то, будто бы умывание должно было стереть следы усталости с Жениной физиономии и вернуть ему его веселую и жизнерадостную старшую дочку.
- Почистила зубы и причесалась, - кивнула Женя. – Помочь?
- Нет, садись, у меня все готово. Бери салат жуй, витамины.
Во избежание дискуссий, Женя послушно вооружилась вилкой и принялась ковырять капусту. Через мгновение на столе перед ее носом возникла тарелка с жареными на сале яйцами, а отец рылся в холодильнике:
- Майонез? Кетчуп? Горчица? О! Еще огурцы есть! Сам солил! Будешь?
- У меня чувство, что ты меня решил вскормить на убой, - усмехнулась Женя. Иногда ей казалось, что убой – еще не худший для нее вариант, чем вот так перемещать свое тело от точки к точке. Из пункта А в пункт Б. Дом – работа. Работа – дом. Ей даже на набережную не хотелось, все искала самые короткие пути. И потом – лишь бы не трогал никто.
- Так от тебя одни глаза остались! И те как у большой грустной собаки. Как бы ни было плохо – надо есть. А то растаешь.
- Ничего я не грущу! – вяло возмутилась дочь. – И ем. Сколько хочу – столько и ем.
- Слушай, я тебя ращу с младенчества. Я в курсе, сколько ты жрешь!
- Ну я же ем! – она подперла голову кулаком и уставилась в тарелку.
- Я вижу! – громыхнул Андрей Никитич, поставил перед ней чашку с чаем, вазочку с брусничным вареньем и бутерброд с маслом на блюдце. – Вот. Вкуснее пирожного. Ничего, я из тебя еще человека сделаю, откормлю!
- Стану толстая, придется гардероб менять, - все же рассмеялась Женя, но даже этот смех у нее получился такой унылый, что у Андрея Никитича в очередной раз на душе заскребли кошки. – И вот кому оно надо, а?
- А толку, что сейчас висит, как на вешалке? – буркнул отец, потом поднял голову и тоже улыбнулся: - Идея! Может, отправить тебя по магазинам? Одежды новой купишь? Я тебе даже беспроцентно и безвозвратно денег выдам. Или там... в салон, новую прическу сделать? Или в спортзал? Ну как вы, бабы, от депрессии спасаетесь, а? Чтобы мужик локти кусал?
