Когда живописная процессия из трех человек входила на кухню, Женя с завтраком все еще не справилась. На очереди были бутерброд с маслом, чай и варенье. А она всерьез размышляла, куда бы девать все это богатство, чтобы папа не заметил, а ей не пришлось есть.
- Здрасьте, - кивнула она соседям, пользуясь возможностью отвлечься от еды, и спросила у отца: - Что еще стряслось-то?
- Да грабят нас среди бела дня! – провозгласила Антонина Васильевна вместо Малича. – Буржуи проклятые. Теперь Минкульт наслали. Музей собрались у нас открывать!
- Прямо в моей башне! – мрачно сообщил Василий.
- Какой музей? – удивилась Женя. – У нас дом жилой.
- А моим родокам сарая не досталось! Они последние ордер получили и заезжали, когда в коммуналке ступить негде было, а кое-кто сразу две сараюхи захапал, потому как многодетные. – буркнул бузотер. – Башня всю жизнь наша, Вороненская, была. Договорились же, со всеми жильцами согласовано. У нас там картофан в мешках, закрутки, инструмент мой и Нюрик клубни выращивает. А велик Михин мне где хранить прикажете? А?
- Да погоди ты! – командирским голосом прервал его страдания Андрей Никитич. – Какая башня? Какой, нахрен, сарай? При чем тут музей?! Вы ж сказали, нас выселяют!
- Да меня выселяют! Из башни моей! У них там музей будет!
- Ерунда какая-то, - буркнула Женя. – С чего их вдруг принесло? Столько лет никому никакой музей не был нужен. И вдруг…
- Ну дык реставрация! – наставительно подняла палец вверх баба Тоня. – Они ж ученых наслали. Те умудрились на чердаке какие-то дневники найти. Говорят, этот Гунин, чтоб он в гробу вертелся и спать не мог, в той башне и жил, когда картинки нам на стенах малевал. Вроде бы, даже мебель его нашли... что в войну в печках не сожгли, какой-то дурак туда же... на чердак... вот на чердаке бы и делали музей, а?!
- И не на нашем, - кивнул Малич-старший.
- Но… - Женя задумалась. – Можно, наверное, как-то решить. Нам только экскурсий во дворе и не хватало.
- Во-о-от! Начнут шляться, а люди разные бывают, еще умыкнут чего. Вы только представьте себе, какой тут проходной двор устроят, а? Наш же дом, а мы ему, вроде как, не хозяева уже. Потому как культурная ценность, чтоб ее!
- Но Великое переселение народов нам все-таки не грозит? Или там исход евреев из Египта? – на всякий случай уточнил Андрей Никитич, будто бы это было единственное, что его всерьез волновало.
- Мне грозит! Михиному велосипеду грозит! – рассердился Василий. – Начистил бы я рожу тому, кто все это придумал, а!
- Да вы с батей всю жизнь кому-то рожи чистите! – отмахнулась баба Тоня. – Толку-то? Если прямо из министерства приехали. Сегодня вот башню заберут, а завтра – всех нас выставят. Женя, ну ты бы хоть подумала да сделала что-нибудь. Можно же этому твоему главному буржую позвонить и нажаловаться?
- А у вас все капиталисты, кто вам не нравится, - проговорила со своей галерки Женя, теперь прилагая все усилия, чтобы игнорировать все нарастающий вой в ушах при одном только упоминании... нельзя об этом думать. Нельзя. Нельзя. Никаких депрессий – она же решила!
- Да! – подбоченилась баба Тоня. – Мне этот твой с самого начала не понравился! А у нас все ему принадлежит! Не удивлюсь, если музейщиков он и натравил, чтобы нам кровь попортить, да, Васька?
- А я тут при чем? – пригнул уши Василий под грозным взором Андрея Никитича.
- Так! Все высказали? – поинтересовался тот обманчиво спокойно, хотя по некоторым весьма опосредованным признакам пора было догадаться, что палка перегнута и до взрыва осталось немного. – Живо собрались и валите. Нам на работу пора.
