- Не выдумывай. Нет у меня депрессии. А на мужиков мне вообще наплевать.
- Ну то святое дело – плевать на мужиков. Ешь, говорю! А то на работу не пущу.
- Потом тебе позвонит главдракон, и ты узнаешь о себе много нового, - вздохнула Женя и все же стала медленно, но уверенно жевать завтрак. Андрей Никитич удовлетворенно кивнул и с одобрением наблюдал за дочерью. И все бы шло вполне себе обыкновенно и по плану обычного дня из череды таких же опостылевших, если бы в тот момент, когда Малич-старший убирал в мойку Женину тарелку, не раздался настойчивый звонок в дверь. Стрелки на настенных ходиках показывали половину восьмого утра, но разве же кому есть дело до неприёмных часов в этом великом скворечнике с башенками, лестницей со старинными коваными перилами, высокими потолками, замысловатой лепниной и славноизвестными фресками. И с двенадцатью квартирами на два подъезда. Причем среди всех жильцов главный активист по прихоти судьбы жил именно в подъезде Маличей. И периодически он, при поддержке единомышленников, брал в заложники еще кого-нибудь из соседей – потому как все для фронта, все для победы.
- Вот увидишь, - по-стариковски проворчал Андрей Никитич, глянув на Женю, – баба Тоня пришла. Опять придумала, за что бороться.
- Она не дает нам всем закиснуть, - ответила Женя, потому что надо же было что-то сказать. – А в рукаве, на самый крайний случай, у нее всегда припрятан Реджеп.
- Благословенны времена, когда она смотрела «Дикую розу» с «Просто Марией». Тогда все были в этой теме, а тут каждый день прозрение. Ладно... Ешь, не филонь!
И с этими словами Андрей Никитич двинулся открывать.
На пороге стояла Антонина Васильевна с перекошенной физиономией, а из-за ее спины выглядывал бузотер Василий. Его физия была перекошена никак не меньше. Даже, возможно, несколько больше, потому как в их особняке только баба Тоня никогда не теряла присутствия духа и всегда знала, что делать.
- Ну все, Никитич! – объявила она прямо с порога. – Совсем до нас добрались! Выселяют!
- Это прекрасно! – исполненным трагизма голосом ответил Малич. – В смысле – во житуха пошла, да? Доброе утро!
И протянул руку Ваське.
Тот ответил ему крепким рукопожатием и буркнул несчастным голосом:
- Здрасьть!
- А я говорила! Я когда еще предупреждала! А Женька твоя дура, связалась с бандитом, так и знала, что добром не кончится! И ведь как в воду глядела!
Андрей Никитич поджал губы, кивнул и резко дернул дверь, чтобы ее захлопнуть перед самым носом почтенного старожила их благороднейшего особняка.
- Эй-эй-эй! Никитич! – загрохотал бузотер Василий, подставив ногу, чтобы остановить неминуемое и оттого судьбоносное закрытие. – Дело-то серьезное! Решать надо!
- Обороты сбавьте – тогда и будем решать, - рявкнул Малич.
- Ну прости, не подумала! Хотя она у тебя все равно дура! – заголосила баба Тоня с покаянным видом. – Но нас же правда достанут теперь! И заступиться некому, самим надо.
Андрей Никитич скрежетнул зубами. И все-таки спросил:
- Что значит, выселяют?
- Да то и значит! Явились тут из отдела культуры... может, даже прямо из министерства приехали... Ну что мы на пороге! В дом-то пусти!
- Ну вас к черту, проходите! Но чтобы при Женьке и пикнуть не смели.
- Она что же? Еще не на работе? – удивилась баба Тоня, которой все про всех надо знать.
- Ну если бы вы смотрели на часы, то обратили бы внимание, что рабочий день начнется еще через полтора часа! Может быть, не бродили бы с утра пораньше по чужим хатам. Разувайтесь давайте!
