– У тебя близкие отношения с братьями?
– Да. – По тону понятно, что вопрос кажется ему странным. – Они – мои лучшие друзья. У нас уже давно нет никого ближе друг друга.
– Как никого? – моя очередь удивляться. – Мне казалось, ваши родители еще живы.
– О, так и есть. Но я имею в виду… – Он умолкает, обдумывая ответ. – Нас с малых лет отсылали в школу-пансион за границей. Мы и жили в одной комнате, и почти всегда все делали вчетвером.
– О… – Не найдясь с ответом, топлю неловкость в шампанском и ловлю себя на желании задать миллион вопросов о его детстве и юности. – А как получилось, что вас отправили в пансион?
– Ради изучения языков, – пожимает он плечами, – в числе прочего.
– Так вы все полиглоты?
– Да. В нашем бизнесе иначе нельзя, – он глубоко вздыхает, глядя на город. – Нас с детства готовили к тому, чтобы когда-нибудь мы взяли на себя управление «Майлз Медиа». Никогда не было такого, чтобы мы… – Он умолкает, обрывая самого себя. Похоже, мы затронули какую-то неприятную тему.
– Ну, тогда понятно, – говорю я.
– Что именно?
– Почему ты такой хам и почему у тебя такой грязный язык. Тебя в детстве не пороли!
Он только улыбается.
– Бьюсь об заклад, вы в пансионе ни одной училки не пропустили.
Тристан хохочет, запрокинув голову.
– Джеймисон – точно, если уж так подумать.
– Серьезно? – недоверчиво кошусь на него я. Джеймисон – старший из братьев, исполнительный директор «Майлз Медиа». Мы оба покатываемся со смеху, и его взгляд задерживается на моем лице.
– Итак, вот я здесь, мистер Майлз. И что же вы собираетесь со мной делать? – спрашиваю я.
– Хм-м… – он пристально смотрит на меня. – На самом деле возможностей масса.
Я поощрительно улыбаюсь.
– У тебя три варианта, Андерсон.
– Да?
– Я мог бы трахнуть тебя прямо в твой язвительный рот.
Улыбаюсь. На самом деле перспектива привлекательная.
– Или можешь нагнуться, и я познакомлю тебя со своей собственной версией Эйфелевой башни.
Я хмыкаю. Какой он смешной! И откуда в нем все это берется?
– Или… – он допивает шампанское и пожимает плечами, – пожалуй, я мог бы повести тебя ужинать и танцевать или придумать еще что-нибудь такое же унылое.
Он приподнимает красивую бровь:
– Ну?
Я прищуриваюсь, притворяясь, что всерьез обдумываю предложение.
– Пожалуй, я выберу ужин и танцы, благодарю вас.
Он закатывает глаза:
– Фу, я так и знал! Скучная ты. На кой черт тебе танцы, когда есть возможность пососать мой член?
Я хохочу, громко и заливисто. Да я с ним со смеху умру!
– Что? – ухмыляется он.
Я на миг задерживаю взгляд на его красивом лице.
– Тристан Майлз, я никогда не встречала человека, хоть немного похожего на вас.
– Аналогично, – салютует он мне бокалом. – Предлагаю тост.
Делаю большой глоток и касаюсь его бокала краешком своего.
– За глотание спермы, – говорит он.
Чего-о?! Я фыркаю, поперхнувшись шампанским, из моего рта летят брызги по всему столу, а я хохочу, не в силах сдержаться.
– Озабоченный ты сегодня какой-то!
Он откидывается на спинку кресла; в глазах пляшут бесенята.
– Это потому, что я не могу перестать об этом думать.
– Тристан, – я подаюсь к нему.
Он тоже наклоняется ко мне, копируя мой жест.
– Да-да, Клэр?
– Будь хорошим мальчиком и тогда, возможно, получишь то, чего хочешь.
Он похотливо усмехается:
– Или буду плохим и возьму сам.
Между нами искрит; мы сидим, глаза в глаза, и в самой глубине моего живота зарождается трепет.
Мне кажется, в этих двух фразах заключается вся суть Тристана Майлза.
