Тихая пристань - страница 2



Киснет. Но в подобных делах, доктор, иной раз приходится, знаете ли, ну… жертвовать порядком ввиду конспирации… то есть, я хочу оказать, не нужно, чтобы меня здесь видели, а? Иначе, доктор, какая цена нашим беседам? В конце концов, ведь я же исключительно для блага клиники…

Доктор. Ну хорошо, хорошо. В чем же теперь проштрафилась миссис Летузель? Надеюсь, больше она ничего не присваивает? Я распорядился повесить замок на коробку для сбора в пользу жертв детского паралича. Там что, еще нет замка?

Киснет. Да нет, доктор, кажется, есть… но я сегодня не насчет миссис Летузель. Насчет мистера Горлопэна.

Доктор. А этот что?

Киснет. Понимаете, она все еще у него. Он с ней гуляет.

Доктор. В клинике?

Киснет. Не совсем… но…

Доктор. На территории?

Киснет. Если уж совсем откровенно, доктор, я не уверен…

Доктор. Мистер Киснет, я не вижу причин, почему мистеру Горлопэну не держать бультерьера или собаку любой другой породы – при условии, что соблюдается запрет проводить ее в клинику. Если вы не можете доказать, что этот запрет нарушается, то, пожалуйста, не отнимайте у меня время, оно мне дорого, понимаете? Больше ничего? Питанием они довольны? По-моему, в клинике слишком ворчат и брюзжат, а мне никто ничего не рассказывает… Такие вещи надо знать. Так что же?

Киснет. По-моему, миссис Гнилль норовит забраться иногда в кладовку, когда никто не видит. Миссис Летузель говорит, что у нее под матрацем спрятана банка клубничного варенья, но я думаю – это едва ли.

Доктор. Ну, банка варенья ей не повредит, хотя это может послужить дурным примером… Хорошо, мистер Киснет, на сегодня достаточно. Отправляйтесь завтракать.

Киснет. Доктор, но я еще хотел…

Доктор. Завтракать, завтракать, мистер Киснет. У меня еще куча дел…

Киснет. Вы спрашивали про миссис Летузель. Так вот, тут дело нечисто, доктор. Вы знаете, кто она? Кто такая эта старуха? Она… она – шпионка!

Доктор. Шпионка?

Киснет. Вот именно!

Доктор, эта старушонка –
просто жадная шпионка,
все высматривает ловко,
все выведывает тонко!

Она хочет пронюхать, доктор, насчет этого самого… (Неопределенным жестом указывает вокруг и на занавес, где убрано лабораторное оборудование.)

Доктор. Нельзя ли человеческим языком?

Киснет. Тсс! Я скажу вам на ухо. (Шепчет.) Она… хочет… узнать… над чем… вы… работаете!

Доктор. Возможно. Ну и что?

Киснет. Как «ну и что»? Мы, конечно, представляем себе важность вашей работы…

Доктор. Откуда?

Киснет. То есть как?

Доктор. Откуда вы знаете, что моя работа такая важная?

Киснет. Как же… Это, доктор, само собой. Я вот на днях говорю мистеру Эльфику: «Доктор Эхинокук, говорю я ему, это, что называется, светлая голова, мистер Эльфик. Подлинный ученый. А чем он занят у себя в лаборатории, говорю я ему, этого мы ни в жизнь не поймем, хоть двадцать лет будем думать. Где нам!» Вот и выходит, что это очень важная работа.

Доктор. Гм…

Киснет. Между нами, доктор…

Доктор. Вот что, мистер Киснет. Вы говорите уже целых десять минут и не сказали абсолютно ничего. А между тем вы сорвали мне опыт! Я хотел бы на длительный срок быть избавленным от вашего общества! (Уходит.)

Киснет. Эх, досада. Что называется, неприятный поворот. Но это еще ничего не значит, вот что я вам скажу. Ого! Конечно, нет. Случается и мне открыть этому доктору кое-какие примечательные истины. Можете не сомневаться, он мне цену знает. (Поет.)

Дни Джеймса Киснета к вечности близки,