Тихие шаги любви - страница 19

– Мне… Мне надеть нечего, – испытывая стыд, объяснила я.

– Ну а я что могу сделать? – возмутилась она.

Чувствуя себя одновременно обузой и неудачницей, я попробовала замотаться в тряпку, недавно ещё бывшую рубашкой. Получилось так себе.

– Выдай новую рубашку, – выходя, бросил врач.

– Сиди уж, сейчас принесу.

Она ушла, а вернулась минут через пять, держа в руках точно такую же рубашку, что была до этого на мне.

Я поблагодарила и осторожно оделась. Медсестра больше не обращала на меня внимания, занятая перекладыванием инструмента. Я вышла и поспешила к себе. А когда вернулась, меня уже ждал сюрприз.

Моя кровать чудесным образом исчезла! Я оглянулась, предполагая найти её в другом месте. Но коридор был абсолютно чист!

В голову закралась радостная мысль, что, скорее всего, мне нашлось местечко в палате. Чуть ли не в бегом я припустила к посту, выискивая Свету. На моё счастье она оказалась на месте.

Света подняла голову от бумаг и посмотрела на меня.

– А, Маш, пойдём, покажу, куда ты переехала.

Света встала из-за стола и повела меня по коридору. Остановилась возле восьмой палаты и ступила внутрь.

– Заходи. Алла Леонидовна была столь любезна, что разрешила тебе с ней палату делить.

На меня нахлынула целая лавина чувств. Но ярче всех выделялся стыд, ведь я так и не сказала Алле Леонидовне, кто же я такая!

Алла Леонидовна возвращать мою кровать в коридор отказалась наотрез. Я же узнала, что спорить с этой милой и доброй бабушкой – занятие не только бесполезное, а в принципе невозможное.

– Это моё последнее слово и разговор окончен, – железным голосом, не терпящем возражений, заявила она.

Я всё ж таки попыталась продолжить настаивать на своём. Успела произнести:

– А м…

Бабушка заткнула меня командирским тоном:

– Не спорить со мной! – и тут же добавила более мягко, явно желая меня отвлечь. – Лучше окно открой, а то душно в палате.

На улице шёл дождь. Едва я распахнула деревянные рамы, как в палату проник аромат свежести, бывающий только во время дождя.

Я невольно задумалась, как там Денис. Меня столько дней нет, не нашёл ли он кого другого?

В дождь нам особенно везёт. Прохожие спускаются в переходы, прячась от непогоды. Иные не торопятся возвращаться на улицы, предпочитая переждать в сухости. Это удаётся не всегда – бывает, дождь зарядит на целый день; но те минут тридцать-сорок, в течение которых люди питают надежду, они становятся очень щедрыми.

Играть приходится во всю силу своих лёгких: такую плотную толпу не переиграть иначе. Ведь нужно, чтобы музыку слышали в каждом, даже самом отдалённом уголке перехода.

– Маша, о чём задумалась? – интересуется бабушка.

Ближайший час рассказываю ей про Дениса. Там особо скрывать нечего – с интернатом он никак не связан. Вспоминаю какие-нибудь забавные истории, коих не так уж много.

Как-то мужчина подарил мне цветы. Просто так, сказал, что ему очень музыка понравилась. Красивые сезонные ромашки, которые купил тут же у бабы Клавы. Цветы, правда, пришлось отдать Денису, потому что в интернат приносить нельзя: слишком много вопросов и ненужного внимания это вызовет. Бабушке я всего, конечно, не рассказываю. Денис долго сопротивлялся, ругался, говорил, что он мужик, а не баба, но всё-таки согласился.

Однажды к нам прибился щенок. Хорошенький такой, носик горошиной, маленькие ушки ещё висят. Неделю жил в переходе, каждый день встречал нас радостным тявканьем, а вечером провожал грустным взглядом. Как бы жаль мне ни было щенка, но взять его к себе я не могла. Я всю неделю пыталась его пристроить, предлагая каждому встречному, но щенок никого не заинтересовал. Подходили, смотрели, даже гладили, сочувствовали, но вот чтобы взять к себе – нет и всё тут.