Спустя несколько часов ей удалось найти фрагментарный кэш форума на одном из забытых университетских серверов. Большинство веток обсуждений были повреждены, но секция "Альтернативные гипотезы Сдвига" частично сохранилась. И там были они – несколько постов "Кассандры".
Она читала их с замиранием сердца. Стиль был резким, уверенным, немного язвительным. "Кассандра" писала о математической структуре, о "синтаксисе изменений", о возможной связи с циклами солнечной активности или даже с… разработками в области интерфейсов "мозг-компьютер", которые активно велись как раз перед началом явных проявлений Сдвига. Последние посты обрывались на полуслове, затем шли комментарии модератора об "удалении недостоверной информации".
Кто мог писать так? Ученый? Математик? Лингвист? Эвелин скопировала все доступные тексты "Кассандры" и загрузила их в программу лингвистического анализа. Программа сравнивала стиль, синтаксис, частотность употребления терминов с огромной базой научных публикаций, блогов, даже художественных текстов.
Пока алгоритм работал, перебирая миллионы вариантов, Эвелин снова поймала себя на воспоминаниях о Даниэле. Он тоже любил такие загадки. Любил искать скрытые связи. Но он искал их в физике космоса, а она теперь искала их в коде человеческой души. И снова всплыл его голос: "Это как будто мы говорим на разных языках, Эви…" Возможно ли, что "Кассандра" нашла ключ к этому новому языку? И что сама Эвелин, пытаясь расшифровать код Сдвига, неосознанно пыталась понять и то, что разделило ее с Даниэлем? Мысль была неуютной.
Программа анализа выдала результат. Вероятностное совпадение стиля. Десятки имен – тех, кто публиковал статьи на смежные темы. Большинство можно было отбросить – их публичный стиль сильно отличался. Но три имени привлекли внимание. Одно из них – доктор Амелия Рейнхардт, специалист по биоинформатике, чья карьера оборвалась внезапно около пятнадцати лет назад после публикации спорной статьи о "паттернах коллективного бессознательного". Второе – профессор Тамир Хасан, лингвист, известный своими эксцентричными теориями о математической основе языка. Третье… было анонимным исследователем, публиковавшимся только под псевдонимом на нескольких закрытых платформах.
Амелия Рейнхардт. Имя показалось смутно знакомым. Эвелин запустила поиск по внутренним архивам Института. Да. Рейнхардт недолго работала здесь консультантом, но была уволена за "профессиональное несоответствие". Ее личное дело было помечено как "ограниченный доступ".
Еще одна зацепка. Еще одна закрытая дверь.
Эвелин попыталась найти какие-либо контакты Рейнхардт или Хасана вне официальных каналов. Это был следующий шаг – снова погружаться в "Сеть Призраков", искать следы тех, кто, возможно, предпочел исчезнуть.
Она посмотрела на часы. Почти рассвет. Бледно-серое предрассветное небо начало проступать за окном. Город внизу все еще спал или делал вид, что спит.
Кассандра. Амелия Рейнхардт. Тамир Хасан. Ниточки, ведущие в неизвестность. Поиск призрака в цифровой паутине продолжался. И Эвелин чувствовала, что чем ближе она подбирается к разгадке, тем тоньше становится лед под ее ногами.
Имя Амелии Рейнхардт, уволенной из ее же Института, отзывалось холодком опасности. Пытаться раскопать ее историю здесь, под носом у системы и, возможно, у самого Финча, было бы неосторожно. Пока нет. Анонимный исследователь из списка – иголка в цифровом стоге сена. Оставался Тамир Хасан. Лингвист, теоретик "математических резонансов в прото-языках". Эксцентрик. Возможно, безумец. Но его поле деятельности – язык, код, структура – пугающе точно совпадало с тем паттерном, что Эвелин обнаружила в данных, и с тем, о чем писала "Кассандра". Он казался наиболее логичной отправной точкой.
