Читать онлайн Энтони Саймски - Тихий старый дом. Записки караванщика

© Anthony Saimski 2016

© Skleněný můstek s.r.o. 2016

Тягучую тишину тёплого вечернего воздуха нарушал лишь мерный скрип стальных деталей и усталое сопение упряжки мулов. Плотные, резиновые гусеницы грузовой повозки повторяли свой бесконечный бег, оставляя в горячей пыли отпечаток глубокого протектора.

Мы были в пути вторую неделю, и большая часть маршрута осталась позади. Не смотря на то, что караван шёл по одному из самых безопасных маршрутов, Илья Столяров – наш стрелок, стоял у старого ДШК, затянутого брезентовым пыльником. Вечно суровое лицо этого молодого парня сейчас было совершенно спокойным и отрешенным. Сложив свои могучие руки на пулемёте, он опустил на них голову и смотрел на большой, желтый диск солнца, медленно опускающийся к линии горизонта.

По обеим сторонам от нас бежали полосы выгоревшего кустарника. Видимо, ещё до Великой Катастрофы, здесь проходила полноценная асфальтовая дорога. А эти переродившиеся, причудливо изогнутые колючки тогда были самыми настоящими лесопосадками, которые сейчас лично я встречал лишь на севере.

Бескрайнее синее небо над головой было перечеркнуто ржавыми балками каркаса телеги, грубо, но надежно сваренного из металлических труб. Я уже очень долго смотрел сквозь них на прекрасное полотно небосвода. Казалось, что мысли останавливают свой суматошный бег, приходя в абсолютную гармонию с окружающей пустотой вечерней степи.

Можно было добавить немного фантазии и представить себя несчастной жертвой, оказавшейся в брюхе неведомого монстра. Монстра с прозрачной кожей, и ржавыми рёбрами, которые поблескивали металлом лишь в том месте, где об них терлись грубые веревки, растягивающие тент.

Я сидел в кузове головной упряжки. Косые лучи садящегося солнца пробивались сквозь щели между неотесанными досками, вспыхивая желтыми бликами на стальных деталях генератора, стоящего рядом со мной. Около него были закреплены сложенные солнечные батареи, ящики с инструментами и десяток аккумуляторов. Ближе к возвышающейся в центре турели Столярова находились большие пластиковые бутыли с питьевой водой, бережно проложенные грубым войлоком и стянутые кожаными ремнями. Прямо за моей спиной расположились тюки с разобранными юртами, посудой и полевой кухней.

Я немного приподнялся и, перегнувшись через край борта, посмотрел вниз. Последняя из пяти ступенек деревянной, криво сколоченной лестницы, казалось буквально парит над пыльной поверхностью дороги.

Просвет между верхним ярусом, на котором я сейчас находился, и нижним был затянут тентом. Впрочем, тентом это можно было назвать с трудом. Скорее большим лоскутным одеялом, сшитым из обрывков брезента.

Тягучий вечерний степной воздух был заполнен стрекотом тысяч насекомых, прячущихся в мелкой выгоревшей траве. Казалось он был на столько прогрет солнцем, что стал сравним с жидкостью, которая с каждым вдохом заполняла легкие, а потом вытекала тоненькими струйками через нос, обжигая грудь.

Я ещё не бывал в этих краях. Обычно я ходил в караванах Виктора Москвина – замечательного купца, который превосходно сочетал в себе деловую хватку и превосходное чувство юмора. Но в этот раз случилась беда и Виктор поймал пулю во время дерзкого бандитского нападения прямо на подъезде к Оренбургской заставе. Всё обошлось относительно благополучно, и он остался жив, но ранение было достаточно серьезным, так что купец был вынужден остаться в тамошней здравнице на пару месяцев.

В силу того, что мои обязательства по договору были выполнены, я решил не терять времени даром и нанялся на этот караван, рассчитывая вернуться в Оренбург как раз к выздоровлению Москвина, что бы заключить договор на обратный путь. Не смотря на то, что через заставу проходило множество торговых путей, поселение было небольшим. Домов триста, может четыреста.

Сам же Оренбург находился в десятках километрах западнее заставы. И несколько вечеров я, поднявшись на высокую стену периметра, наблюдал за тем как ярко-красное степное солнце садится за очертания разрушающихся домов. Их обугленные, черные контуры, напоминали мне уродливые зубы, торчащие из не менее уродливой челюсти какого-то неведомого существа.

Местные зазывалы несколько раз усердно пытались завлечь меня в рейдовый отряд на зачистку руин и сбора полезных материалов, но я каждый раз отказывался. Ведь в каждом деле были свои хитрости и тонкости. Для зачистки руин городов надо было обладать одними навыками, оружием и экипировкой, а для охраны караванов совершенно другими…

Я потянулся. Превосходные сандалии, качественно выполненные из толстой кожи с закрытым носком и пяткой, уперлись в рюкзак с моими личными вещами. Сменная одежда, бритвенные принадлежности, несколько ремней, набор инструментов для мелкого ремонта, нож из хорошей стали, кожаные чуни, пропитанные клейковиной, чтоб не пропускать воду. Три десятка патронов для дробовика, спички и прочие мелочи были компактно уложены в этот плотный нейлоновый рюкзак, усиленный вставками из грубо выделанной кожи.

Это было то немногое, что принадлежало лично мне, а не Анарбеку Уджаеву – купцу, ведущему этот караван. Я всегда старался выбирать нанимателя учитывая не только финансовую выгоду, но и возможность узнать что-то новое. За всю неделю, что я провел на заставе, Анарбек был третьим купцом, который был вынужден искать замену своих людей. По дороге одного из его охранников подкосило сильнейшее пищевое отравление. В силу этого он был вынужден оставить караван и отлёживаться в здравнице.

Долгие переговоры были Анарбеку не свойственны. Он задал пару общих вопросов и не более того. Так же спросил про то, насколько я хорошо обращаюсь со своим дробовиком. Потом сощурив свои и без того узкие, азиатские глаза, довольно кивнул, предложив за работу двадцать монет и двух разовое питание за его счет. Я согласился, потому что на заставе было откровенно скучно и ничего более выдающегося вряд ли стоило ожидать.

Может, когда мне стукнет пятьдесят, если я, конечно, доживу до этого момента, мою голову станут занимать мечты о том, чтобы вернуться в свой родной дом и проводить дни напролет за рутинной работой. Но сейчас такой вариант меня абсолютно не устраивал. Вокруг меня был огромный и удивительный мир, в котором было столько всего интересного. Именно так я оказался в караване, забирающимся дальше вглубь огромной территории, которая когда то именовалась Западным Казахстаном.

Один из мулов нашей упряжки недовольно зафырчал и задрал толстую башку со спиленными рогами. Тут же последовал окрик погонщика из кабины старого грузовика, закрепленной в голове телеги.

Эти могучие, переродившиеся после Катастрофы животные прекрасно выучили распорядок своего трудового дня. И, словно чуя скорую остановку на ночлег, всё чаще и чаще поднимали головы, издавая усталые хрипы.

Меня всегда поражала их выносливость. Мулы могли тянуть нашу двадцати четырех метровую, двухъярусную телегу на протяжении десятка часов, не сбавляя и не увеличивая скорости. Их задние могучие копыта, толщиной с человеческий торс, размеренно шагали по пыльной дороге, оставляя отпечаток огромной подковы. Переродившиеся хвосты быков напоминали хвосты ящериц, только с длинным гибким отростком в пару метров, на конце которого была плотная лепешка свалявшегося меха. С его помощью мул убивал особо надоедливых насекомых, ползающих по своей шкуре. Зато передние копыта мула были в несколько раз меньше, и животное пользовалось ими только для того, чтобы поддерживать вес тела, когда щипало траву перед вечерним сном.

Иногда я задумывался над тем, как же сильно всё изменилось. Ведь раньше всё было не таким. Но каким? Я всегда видел мулов именно такими, и для меня это были вполне обычные животные, ничем не выделяющиеся. Разве что всё равно поражающие своей выносливостью.

Родители мне показывали старые книжки с картинками, сохранившиеся ещё со времен Большого Мира, не тронутого Великой Катастрофой. Там были нарисованы коровы, африканские буйволы, бизоны. Странные животные, стоящие на четырех копытах вместо двух. Для меня это было очень непривычным.

А вот упряжка мулов, тянущая нашу повозку через пыльную степь, вполне привычная и обычная.

Я, конечно, и раньше видел мулов, но тут они были какими-то особенно огромными. И, как мне казалось, особо неспешными. Словно вся эта однообразная картина плоской, иссушенной солнцем степи и тёплый тягучий воздух замедляли в них все процессы, и они никуда не торопились.

Я ещё раз потянулся и поправил дробовик. Компактное оружие с затертыми до блеска деревянными деталями и старой маркировкой «ИЖ МР 133» не раз спасало мне жизнь. Впрочем, компактным его сделал ещё мой дед, спилив приклад и часть ствола почти под самое цевье. Таким образом, получился очень удобный дробовик, который был прост в обращении. Особенно в зданиях или замкнутых пространствах.

Для прицельной стрельбы на дальние дистанции он, конечно, не годился. Но для этого на караванах всегда стояло несколько пулеметов, и нанималась пара отличных стрелков с нарезными карабинами и винтовками. Моя же работа заключалась совершенно в другом. А на данный отрезок времени в том, что бы просто созерцать окружающий меня мир.

Но по условиям договора оружие должно было быть со мной всегда, даже если в нем нет явной необходимости. Впрочем, даже без договора, дробовик и так стал неотъемлемой частью меня самого. Всегда висящий вдоль тела на старом дедовом нейлоновом трехточечном ремне и готовый к использованию в любую секунду. Ничего не поделаешь, таким стал мир после Великой Катастрофы. Людей осталось мало, они стали добрее друг к другу, учтивее, внимательнее… Только при этом всегда держали палец поближе к спусковому крючку.

Местность вокруг отлично просматривалась, так что вряд ли кто-нибудь смог бы подойти к нам незамеченным. Единственное время, когда действительно стоило усилить бдительность – это ночное дежурство на импровизированном периметре. Когда повозки составлялись в круг прямо посреди степи, защищая уставших за день животных и людей от возможной пыльной бури или другой природной опасности. Главное в такой момент – не проморгать какого-нибудь ночного хищника, привлеченного запахом еды, светом фонарей и человеческими голосами.

Насколько я понял, больше всего стоило опасаться перерожденного корсака – степной лисы. Уж слишком страшные вещи про него рассказывали местные старожилы. Что ж, в каждом крае был свой легендарный зверь. Я как-то больше привык опасаться медведей. Но история учила нас, что надо относиться без страха, но с уважением к любому существу, которое встречаешь на своем пути.

Так что в целом работа действительно была не пыльной и вполне стоила своих двадцать монет.

Но был и небольшой минус. Это окружающие умиротворение слишком успокаивало нервы. А если охраняешь караван, то всегда должен быть не чеку. Именно поэтому я невольно схватился за оружие и сильно перегнулся через край дощатого борта, когда раздался окрик Столярова:

– Человек! Впереди человек!

Услышав резкие окрики, мулы недовольно зафырчали. Я сощурил глаза и приложил руку ко лбу, закрываясь от теплых лучей вечернего солнца. Надо сказать, что глаз у Столярова был очень зорким. Мне пришлось потратить пару минут на напряженное вглядывание в пыльное полотно дороги, прежде чем заметил небольшую тёмную точку.