Лютаев, Лютаев, Лютаев..!
Через час смотрения в потолок я понимаю, что мужчина в какой-то степени всё-таки преследует меня. Пусть не физически, но он никак не хочет покидать мои мысли.
Через два часа я начинаю сосредоточенно прислушиваться к происходящему в доме… в ванной… в соседней спальне. Но тишина режет слух.
Через три часа я злюсь на собственную наивность и глупость: вообразила не бог весть что!.. Но всё ещё пытаюсь услышать хоть что-нибудь. Любой шорох, намекающий на присутствие за двумя стенами живого организма.
Через четыре часа я подумываю спуститься вниз, чтобы лишь одним глазком убедиться, что… Боже, Глаша, просто спи!
Упрямо закрываю глаза, и вскоре мне действительно удаётся заснуть.
Как следствие бессонницы я просыпаюсь с жуткой головной болью, вся помятая и разбитая, и моё настроение под стать состоянию полного нестояния.
Когда я спускаюсь вниз, рассчитываю, конечно, увидеть Миленку, но подруга решила, видимо, побыть самой отвратительной хозяйкой, ведь её нигде не наблюдается. Вообще никого не наблюдается.
Я наполняю чайник и рыскаю по шкафам в поисках банки растворимого кофе, но мои надежды тают, словно прошлогодний снег. Вероятно, семья Лютаевых давно уже не помнит, что это за страшное словосочетание «растворимый кофе»!
От нечего делать подхватываю упаковку арабики, наверняка дорогущей, как и всё здесь, кручу в руках, пытаясь сообразить, что с ней делать.
Нет, здесь, конечно, имеется, новомодный кофейный аппарат, но пользоваться я им не умею, а сломать боюсь. Не хочется потом на него работать целый год или примерно столько!
Разглядываю кофемашину со всех сторон, не зная, как подступиться. И даже тыкаю пару незначительных кнопок в надежде, что хотя бы разберусь, куда можно засунуть зёрна, но всё тщетно.
От досады я крепко зажмуриваюсь и рычу, и в тот же момент слышу за спиной:
– Ого! Кто-то сегодня встал не с той ноги?
И почему, спрашивается, более чем из пятнадцати человек в этом доме, я сталкиваюсь так часто именно с ним?!
– Может, сегодня как раз с той, Илья Александрович? – спрашиваю я, резко разворачиваясь на пятках, и попадаю в плен ледяных глаз.
Меня бросает сначала в жар, потом в холод. Вдоль позвоночника кожа покрывается испариной. Я чувствую, как тонкая майка прилипает к спине, а руки начинает мелко потряхивать. Да что со мной не так?!
– Сомневаюсь, – протягивает мужчина, бегло осматривая меня. – Не думаю, что ты, Аглая, такая колючка.
– Странно, что вы вообще об этом думаете, – бурчу себе под нос.
– А я, знаешь ли, люблю на досуге поразмышлять о прекрасном, – бросает он.
Подходит ближе, протягивает ко мне руки. Я даже не сразу понимаю, что он обхватывает пальцами моё запястье и тянет на себя пакет арабики. Мне кажется, или Лютаев только что назвал меня прекрасной, а теперь гладит большим пальцем кожу моей руки?
– Сейчас я сделаю тебе свой фирменный кофе, и ты взбодришься. – с лёгкой улыбкой заявляет он. – Чего желаешь на завтрак? Омлет, оладьи, гренки с яблоком?
Я смущённо отвожу взгляд в сторону и натыкаюсь глазами на блестящий тостер.
– Не хочется вас утруждать, – выдавливаю из себя. – Я могу обойтись тостами… с чем-нибудь.
– Тосты, так тосты, – отзывается Илья Александрович. – Присаживайся, а я поухаживаю за тобой.
На негнущихся ногах я доползаю до высокого барного табурета и вскарабкиваюсь на него. Пятой точкой ощущаю взгляд, но не решаюсь проверить. Я просто знаю, что Лютаев
