Тихоня для Лютого - страница 20



– Ты сегодня ела что-нибудь, кроме тостов и круассана?

– Нет, – отвечаю тоном провинившейся школьницы. Думаю, что сейчас Лютаев начнёт отчитывать меня, но он, кажется, только закатывает глаза.

– Тогда нужно срочно это исправить. Идём.

Он буквально тянет меня к выходу из торгового центра, до парковки, усаживает в машину. Я не сопротивляюсь. Почему-то во мне зреет уверенность, что он не воспримет всерьёз моё желание съесть бургер или кусок пиццы в ресторанном дворике магазина.

Через семь минут примерно мы останавливаемся на набережной, и Лютаев снова проделывает тот же номер: берёт меня за локоть и буквально тащит как на буксире в сторону ресторана с панорамным видом на морскую гладь.

Нас доводят до лучшего, на мой взгляд, столика, и вышколенный официант убирает табличку с надписью «Резерв». Илья Александрович ведёт себя невозмутимо, а я сгораю от любопытства. Он, что же получается, заранее заказал столик в этом ресторане? Кого хотел сюда позвать? Почему привёл меня?

– Желаете выбрать сначала напитки? – вырывает меня из раздумий официант.

– Да, пожалуйста. – кивает мой спутник. – Минеральную воду с газом и лимоном, для девушки – травяной чай. Подайте, пожалуйста, сразу, а мы пока определимся с выбором блюд.

Когда официант удаляется, оставляя нас наедине… с меню, я решаюсь поднять взгляд на мужчину напротив. Лютаев изучает меню, слегка щурясь вчитывается в строчки.

– Не хочешь чай? – неожиданно интересуется у меня, резко отрываясь от своего занятия. – Нужно было спросить, но это первое, что пришло мне в голову, что может облегчить твои боли.

Я ничего не отвечаю, утыкаясь в меню. От расценок глаза на лоб лезут, и я выбираю самое недорогое: рис, овощи на гриле, шашлычок из куриной грудки, что и озвучиваю мужчине.

Илья Александрович странно хмыкает себе под нос, а когда официант возвращается, выставляя на столик напитки, и наливает мне чаю, тыкает пальцем в картинки в меню, делая заказ, пока я, уткнувшись носом в ароматную чашку, любуюсь видом из окна.

– Придётся подождать минут тридцать, но это того стоит, – обращается ко мне Лютаев, стоит нам только снова остаться одним.

– Хорошо. Спасибо. – смущаюсь я его пронзительного взгляда.

Ставлю чашку на блюдце. От волнения не знаю, куда деть свои руки. Они так и остаются неловко лежать на белоснежной скатерти, и я смотрю на свои дрожащие пальцы, не решаясь смотреть на мужчину.

Илья Александрович накрывает мою руку ладонью и бережно сжимает.

– Не волнуйся, время пролетит быстро. Ты и оглянуться не успеешь, как еда будет на столе и тебе больше не придётся мучиться от болей из-за голода.

Это последнее, что меня волнует. Разве не очевидно? Неужели этот взрослый и опытный мужчина не понимает, как действует на меня?

Я медленно поднимаю глаза, натыкаясь на его внимательный взгляд. Он словно сканирует меня, оценивает реакцию, мимику, жесты. Каждый вздох. Любое незначительное движение.

– Ты боишься меня, Аглая? – спрашивает он.

Хороший, надо признать, вопрос!

Боюсь ли я его? В классическом понимании нет, конечно. Меня пугает собственная реакция на мужчину, а не его близость. Меня пугают разгорающиеся чувства, то, что я испытываю рядом с ним, крамольные мысли наедине с собой. Меня не пугает он сам, но страшит то, что он может со мной сделать. Позабавиться. Причинить боль. Унизить. Оскорбить. И я не знаю, что подразумевает Лютаев под своим вопросом.