Тише - страница 33
Я ужаснулась от почерка, от нелепых сердечек над «й», но искренне пожалела, что не помню содержания ее письма, вызвавшего такую благодарность. Увы – писем, которые она мне присылала, больше нет. Раньше я хранила их у себя в комнате, в коробке из-под обуви, а потом начисто о них забыла. Однажды вечером, когда я еще жила в Лондоне, позвонила мама. «Я тут прибиралась и нашла у тебя под кроватью коробки с каким-то хламом. Там ведь не было ничего нужного?»
Судя по датам на конвертах, следующие письма от меня Джесс приходили с промежутками в несколько месяцев. Только сейчас я вспомнила, как обижена была на нее тогда, и долго недоумевала, куда она пропала. Когда переписка возобновилась, в моих строках порой сквозила недетская горечь.
Джесс, у тебя все хорошо? А то не звонишь, не пишешь…
Ты сменила квартиру? Ты приедешь домой?
Пожалуйста, напиши! Или, если не получится, хотя бы позвони.
Потом Джесс вернулась – как ни в чем не бывало. Я рассказывала ей о своем прошедшем дне рождения, о летних каникулах, благодарила за подарки, делилась новостями о подругах. Я простила ее, позабыв все обиды. Детям это свойственно.
Прочтя каждое из писем, я сложила их в аккуратные стопочки, перевязала лентой и убрала в ящик стола.
К концу недели, когда пришло время выезжать из апартаментов Джесс, мой энтузиазм по поводу «дворца» заметно угас. Я буду скучать по Вест-Сайду, по его свету, по ощущению спокойствия и порядка, по просторной гардеробной, где не нужно изощряться, чтобы втиснуть все свои вещи.
– Было приятно знать, что ты там, – сказала Джесс, позвонив по дороге из аэропорта. Когда я заверила, что все в порядке, и что квартира цела и невредима, она добавила: – Считай, что комната для гостей теперь твоя. Если когда-нибудь захочешь сменить обстановку, приезжай и живи – не важно, в городе я или нет.
– Спасибо, Джесс! – ответила я, запихивая чемодан под кровать.
Предложение было заманчивым, но я знала, что не стану ловить Джесс на слове. Потому что теперь мое место здесь. Несмотря на все его недостатки.
Пятнадцать
– Боже мой! Наши фамильные уши!
Мама, стягивая перчатки и даже не успев снять шляпку, склоняется над люлькой.
– Неужели?
– Точно тебе говорю. И как я раньше не замечала? У него заостренные ушки, как у всех Стюартов! Посмотри сама.
Я заглядываю в плетеную колыбель.
– И правда.
Что ж, по крайней мере, форма кисти ему досталась не от меня, – Нейтан называл мои руки «перепончатыми». «Ты, наверное, очень хорошо плаваешь», – сказал он однажды, поднеся мою ладонь к свету и показывая на полумесяцы натянутой кожи между пальцами.
Мамин второй визит не столь скоротечен, как первый, и длится целых два дня. Неделей ранее она позвонила и сказала, что приедет поездом – мол, папа не хочет, чтобы она вела машину по темноте, – и что остановится на обе ночи у Ребекки. «В прошлый раз у меня было так мало времени, – добавила она с тяжелым вздохом. – Я вас толком и не видела. Впрочем, прекрасно знаю, что такое первые недели с малышом, когда от гостей больше хлопот, чем пользы. В общем, если считаешь, что мне лучше приехать всего на один день, так и скажи».
Боюсь, ее ожидания от поездки не оправдаются, ведь мы с Эшем не ахти какое развлечение. Всего лишь парочка чуваков с нестабильной психикой, а не аншлаговый спектакль в лучших театрах Вест-Энда[16]. Хотя, возможно, я недооцениваю силу ее желания сбежать от отца.