Тишина «А». Дедуктивное размышление о наших современниках в жанре романа-эссе - страница 3
– Я-то не волнуюсь, а вот вы, вы не волнуетесь за него? – незнакомец показал взглядом на ее большой живот. – Уже почти девять месяцев?
– Да. Прилетим и сразу в роддом.
– Мне жаль вас огорчать, но до роддома вы не доедете.
– Как так? Почему?
– Пробки. Готовьтесь к экстремальным родам.
– Это как?
– Это значит, или здесь в самолете, или…
– Ну нет! Только не в самолете! Самолет уже скоро приземлится.
– Всему свое время…
Незнакомец на секунду задумался, улыбнулся и, словно подводя черту под решением сложного вопроса, одобрительно сказал:
– Хорошо! Не хотите рожать в самолете – воля ваша, а вот неудобство резкого приземления отменять уже поздно. Через пять-десять секунд самолет попадет в воздушную яму, вы немного полетаете в невесомости по этому салону, не бойтесь, полетаете совсем немного – секунд сорок, а потом самолет приземлится. А роды будут в воду! Теперь на секунду закройте глаза, будто спите…
Агния послушно закрыла глаза и вдруг увидела себя маленькой на качелях «Лодочки»: они с незнакомцем раскачивали лодку, которая после каждого падения взлетала все выше и выше. Вот откуда она знала незнакомца – из детства! Странно то, что она-то выросла, а он – не изменился! «Почему он-то не изменился?» – этот вопрос она задала во сне сама себе, не прерывая сновидений и продолжая раскачивать качели на пару с незнакомцем. Когда лодка зависла на максимальной высоте, она услышала предостережение:
– Не открывайте глаза, не открывайте!
Но Агния уже моргнула и успела заметить свое отражение в иллюминаторе самолета – сон и явь смешались. Теперь в лодке аттракциона находилась не маленькая Агния, а взрослая – такая какой она и была сейчас! Она зажмурилась как можно сильнее и мгновенно вновь оказалась на качелях в лодке в наивысшей точке. Незнакомец зашептал прямо ей в лицо, она даже чувствовала его дыхание.
– Агния, вы проснетесь, когда назовете вслух свое имя… Как вас зовут? А-а-а-гни-и-и-я-а…
Качели вновь зависли в высшей точке и, хоть у Агнии и перехватило дыхание от полета и невесомости, она четко произнесла свое имя.
– Агния!
3. Невесомость
Агния проснулась от того, что с громким вскриком огласила свое имя, вскрикнув во сне, разбудила сама себя. Прорекла! Но проснулась ли? То есть, спала ли она? Открыла глаза. Может и не спала, а лишь на секунду закрыла глаза и «бах»! К своему радостному удивлению Агния почувствовала состояние невесомости. С детства она любила качели – собственно любила как раз тот момент зависания качелей в высшей точке, когда ты не чувствуешь своего веса, когда ты в полете, как птица, и когда что-то неизвестное щекочет тебя, не прикасаясь к тебе, забирается внутрь тебя, добираясь, возможно, до самой души. Но на качелях это состояние длилось от силы полсекунды, а тут оно продолжалось и продолжалось, и будь на месте Фауста она, Агния, то непременно крикнула бы сейчас Мефистофелю: остановись, мгновенье, ты прекрасно! Иль лучше: продолжайся, длись и длись. Агния огляделась и увидела, что лишь она, одна она, зависла в воздухе. Все другие сидели на своих местах как приклеенные. Незнакомца, что говорил с ней только что, нигде не было видно, словно тот бесследно растворился, опустившись в пучину небытия. А может это и был Фауст, который именно сейчас здесь, наконец, испытал высшее блаженство и рухнул в огненную преисподнюю. Агния – единственная из пассажиров не пристегнутая ремнями безопасности – медленно парила по салону.