Читать онлайн Лилия Крюкова - Тиспурам. Под Водой

Глава первая

Садаф

Лежа на крыше родного дома, ощущая каждой частичкой тела движение воды, пропуская ее через жабры, Адонис, сын вождя каламов, смотрел вверх, в темноту, куда поднимались пузырьки воздуха. Светящиеся морские звезды, что ползали по вечно заиленным улицам деревни Тиспурам, и бархатистые медузы, которые освещали жилища каламов изнутри, как будто раздвигали тьму. Но все это происходило здесь, на дне. Ему, стройному, с сильным хвостом, широкими плечами и длинными темными волосами, сплетенными в упругую косу, хотелось купаться в лучах настоящего света. Того, что брезжил не у дна океана, а куда выше – у священного барьера, названного когда-то Садафом и укрывающего каламов от зла. Но и там этот свет был едва различим. Правда, мерцал сам барьер, переливался всевозможными цветами и будто одаривал силой.

– Брат! – послышался знакомый голос.

– Я здесь, – ответил молодой калам.

– Дириг сказал, чтобы мы присматривали за деревней, – у края крыши показался остроносый светловолосый Аварис, с рождения одноухий. Много лет назад большая тигровая акула появилась из тьмы и расправилась с родителями бедняги, а сам он после этого стал приемным сыном вождя и, значит, приходился Адонису названым братом.

«Да уж, – подумал Адонис, – если сам Дириг сказал – никуда не денешься».

Слово помощника вождя – покрытого шрамами могучего воина-калама – было почти столь же непререкаемым, как и слово предводителя племени. Интересно, как с Диригом ладит его дочь?

Адонис поднял к глазам серебристый меч, попытался рассмотреть собственное отражение. Мама Меса, хоть и не юная, но все еще прекраснейшая каламка, говорила, что ее сын красавец. Но в полумраке на гладкой поверхности клинка отражались только светящиеся точки морских звезд. Половина тварей на глубине обходится без глаз – зачем они в темноте? С другой стороны, так ли уж она непроглядна? Если ту же домашнюю медузу вовремя не покормить, ее щупальца обвисают, мантия тускнеет. Сначала тьма охватывает все, а потом как будто начинает рассеиваться, в ней проступают контуры жилища и очертания тел.

На глубине светилось всё. Правда, слабо, бережно, не сияя и не сверкая. Чтобы заметить это, надо было отплыть подальше от деревенских улиц с морскими звездами. Едва заметно переливались разноцветьем ленты морской травы и морские черви в выбоинах дна, губки и ракушки на скалах, рыбья мелочь и камни, облепленные водорослями.

Да и сами каламы были видны во мраке как силуэты из множества едва мерцавших крохотных чешуек, покрывающих тело. Сейчас Дили – дочь грозного Дирига и верная подруга Адониса и Авариса, часть их неразлучной троицы, парила в воде, разбрасывая рыбьи потроха по слабо освещенным улицам, чтобы морские звезды не уползали оттуда, и сама казалась тенью. Но стоит ей подняться во мрак, и ее стан заискрится.

А если морских звезд вовсе не будет? Станут явственны силуэты каламов – старших воинов, что с изогнутыми мечами поднимаются к священному куполу Садаф. Фигуры женщин, что сплетают циновки и одеяния из вьющихся водорослей или пасут крабов на склоне. Очертания древнего храма, прячущегося в гранитных скалах. И фигуры двух братьев на самой высокой в деревне крыше дома вождя, охраняющих покой подводного поселения.

– Тиспурам, – пробормотал Адонис. – Зачем деревне название, если она всего одна?

– Откуда ты знаешь? Может, где-нибудь есть и другие, – усмехнулся брат. – Еще спроси, зачем священному барьеру нужно название Садаф! Ты у матери тоже один, зачем тебе имя? Могла бы окликать тебя «сын», она и так тебя ни с кем не спутает!

– А с тобой? – сын вождя тоже улыбнулся, разглядывая Дили.

В Тиспураме не было каламки красивее. Ни одна не могла сравниться с ней гибкостью и изяществом. Ни у кого глаза не казались столь глубоки. Разве что у Месы – матери Адониса. Но ее много лет назад завоевал его отец Байул. А Дили, как не раз повторяла Меса, предназначена родному сыну вождя каламов. Вот только сердце у него не отзывалось на ее красоту. Зато Аварис сразу же застывал при ней каменным окунем. Вот и теперь распластался на крыше, забыл о мече.

– Холодно, – одноухий поежился, не сводя взгляда с Дили. – Течение. Прохладная вода сегодня.

Старик Ур с вечно растрепанными седыми волосами, что служил хранителем храма и пересказывал древние легенды, призывал благодарить покровительницу племени богиню Атаргатис за то, что воды океана овевают Тиспурам. Зимой они приносят каламам тепло, летом – прохладу. А кому холодно, тот может спрятаться в доме и укутаться в травяные циновки. За все надо благодарить богиню, которую никто не видел сотни, а то и тысячи лет. И за Садаф – священный барьер, через который в деревню свободно попадает морская живность, но он не пропускает извне ничто другое, грозящее опасностью…

Но ведь и каламам проход через Садаф был запрещен. Для чего всемилостивейшая так сделала? Чтобы каламы не разбежались и по-прежнему очищали от ила и водорослей ее храм? А что, если ее вовсе нет? Что, если все это сказки?

– Давай поднимемся к Садафу? – предложил Адонис.

Ему вновь захотелось туда, где возле мерцающей границы тьма становится не кромешной, а просто густой, вода теплеет, а далеко вверху бликует настоящий свет…

Сын вождя снова лег на спину и замер.

Аварис нахмурился. По малолетству он тоже был отчаянным озорником. Но теперь стал взрослее и чтил отца, пусть и приемного. А тот не далее как вчера гневался. Братья оказались во дворе дома, когда вождь собирался отлучиться. Увидев юношей, Меса улыбнулась, а Байул так грозно сдвинул брови, что Аварис счел за лучшее удалиться.

– Я к Уру, – вильнул он хвостом.

– Опять поднимался к Садафу? – строго спросил Байул Адониса. – Я же предупреждал!

– Ты запрещал преодолевать барьер, – напомнил сын. – Или смотреть на него тоже нельзя?

– Не насмотрелся еще? – скривился Байул. – Если тебя привлекает верхний свет, становись стражником! Будешь каждый день купаться в свете!

– Почему нельзя нарушать границу? Для чего нужен Садаф? Для чего твои воины начинают каждый дозор с клятвы верности древней богине? Разве не ты называл легенды, связанные с Атаргатис, выдумками старого Ура?.. – вопросы Адониса посыпались один за другим.

– Я говорил это несмышленому мальчишке, – назидательно поднял палец Байул. – Чтобы ты не слишком упивался мечтами о подвигах. А теперь передо мной почти воин. Пусть даже голова твоя все еще забита пустыми ракушками. Думаешь, стоять на страже с мечом недостойно тебя? Когда ты последний раз сжимал его рукоять? Подумай хотя бы о Дили: давно сговорились с ее отцом, красавица согласна стать твоей женой!

– Это она тебе сказала? – спросил Адонис.

– Она послушная дочь своего отца! – повысил голос Байул. – Не позорь меня! Займись чем-нибудь полезным. Мог бы пасти крабов. Когда я был таким, как ты…

– А тогда на дно опускалось нечто подобное? – сказал Адонис и вытащил из сумы кончик плавника акулы, словно обрезанный ножом. – Это прошло сквозь Садаф. Опустилось к храму. Кто такое мог сделать?

– Кто бы ни сделал, – буркнул Байул. – Плавника акулы испугался?

– Мне кажется, что ты все еще числишь меня ребенком, – ответил Адонис. – Торопишься женить, а сам рассказываешь матери об истерзанных морских тварях, чьи останки стали падать на наши крыши. Что, если за Садафом пируют чудовища?

– И что ты предлагаешь?.. – процедил сквозь зубы Байул.

– Разве я вождь? – пожал плечами Адонис. – Но если бы был им… Почему бы не преодолеть Садаф и не посмотреть?

В одно мгновение отец потерял самообладание. Его хвост окрасился в синий цвет.

– Ты еще не вождь! – прорычал он. И с этими словами удалился.

– Не сердись на отца, – мать обняла сына, утешая его. – Он пытается защитить тебя…

– Как умеет, – продолжил фразу Адонис.

Он смотрел на вырезанное из коралла изображение Атаргатис, что украшало их двор. Чем богиня отличалась от обычной каламки? Такие же руки, голова, грудь, хвост, волосы. И пустой, едва намеченный древним резчиком взгляд.

– Она следит за нами, – сказала Меса, заметив, куда смотрит сын. Ее голубые глаза сияли ярче обычного, и, кажется, слезы наполняли их. Когда-то отец уверял, что слезы Месы солонее, чем вода в море.

– Ты веришь в такое? – удивился Адонис. – Я не ощущаю ее взора.

– Она создала священный купол, – прошептала мать. – Мерцающую завесу, что накрывает наше селение и изрядную часть дна вокруг. Назвала его Садафом и наказала чтить его пределы. Это защита.

– Или загон для каламов.

– Когда-то Байул бормотал нечто похожее, – улыбнулась Меса.

– Мама, почему мы должны проводить всю жизнь под куполом? Это же… клетка!

– Ты слишком горяч, – покачала она головой. – Чему я учила тебя?

– Терпению, – вздохнул Адонис.

– Вот, – снова улыбнулась мать. – Запомни главное – все, о чем говорится в древних легендах – не сказки. И Садаф – не клетка. Это наша крепость…

– Оставим мечи здесь, – предложил Адонис. – Дириг говорил, что клинки должны сверкать над крышами. Они и будут сверкать. А мы сплаваем.

– Зачем? – спросил Аварис.

Адонис задумался. Садаф словно рыбьим пузырем накрывал весь Тиспурам и храм неподалеку. Собственно, только купол и служил подтверждением тому, что божественная сила не рассеялась в веках, что Атаргатис – не выдумка.

Будучи детьми, когда присмотр за ними был куда более строгим, юные каламы не могли подняться к куполу, но не раз подплывали к его основанию. Упираясь в дно, Садаф становился почти непроглядным, его мерцание бледнело, но он все равно не давал к себе прикоснуться, обжигал пальцы.

– Что такое Садаф, дедушка Ур? – не раз спрашивали у старика дети. – Байул говорит, что это защита.

– И защита тоже, – кивал Ур.

– Тоже? – удивлялся Адонис. – Но как же так? Смотри – рыбы, дельфины, даже акулы легко проплывают через Садаф! Не пропускает он только нас!

– Садаф не пропускает зло, – шептал Ур. – И глупость. Зло не пускает снаружи, укрывая при этом нас от злого взора. А глупость – изнутри.

– Что такое зло? – недоумевал Адонис. – Разве акулы не зло?

– О том, что такое настоящее зло, вы узнаете, когда вырастете, – вздыхал Ур. – А зачем от него отгораживаться?.. Из-за этого!

Старик взмахивал хвостом и показывал на тонущие в холодной тьме гранитные колонны храма, на стены, где были высечены изображения богини, на вырезанные из камня врата.

– Зачем злу камни? – добавлял вопрос Адонис, но старик в ответ бормотал что-то непонятное, мол, дело не в камнях, а в том, что скрывается за ними.

Сын вождя так и не понял, что старик имел в виду. То, о чем юным каламам рассказывали наставники, скорее напоминало торжественные гимны, которые приходилось заучивать наизусть. На всякий случай неразлучная троица облазила древний храм со всех сторон, от оголовков колонн до илистого дна, но не нашла ничего заслуживающего внимания.

С тех пор прошло много лет, а Садаф так и остался тайной. Сколько раз Адонису удавалось подплыть к нему почти вплотную… Нет, не для того чтобы преодолеть барьер, запрет есть запрет. Просто он ощущал возле Садафа что-то особенное. Тот как будто манил его.

– Дили говорила с отцом, – подал голос Аварис. – Дириг признался ей, что все каламы детьми мечтали преодолеть барьер, несмотря на запрет. Но гнев Атаргатис останавливал их.

– Как он проявлялся? – спросил Адонис.

– Наверное, как страх. А еще Дириг сказал, что Садаф не просто защищает. Он… укрывает. Нас не видно.