Она кивнула им и вышла из особняка обратно в объятия тумана. Он ничуть не рассеялся, наоборот, казалось, стал еще плотнее, скрывая уродливые шрамы Сайлент Хоуп и тайны, которые он так неохотно выдавал.
«Эгберт Травник и загадочное письмо, – Конни наметила следующие шаги. – И чем быстрее, тем лучше. Потому что предчувствие, которое скреблось у нее внутри с самого утра, становилось все настойчивее. Предчувствие, что это убийство – лишь первая нота в очень мрачной и очень длинной симфонии».
Она зашагала по пустынной улице, ее шаги глухо отдавались от стен обветшалых домов. Город молчал, но это молчание было обманчиво. Конни знала – в его тенях всегда кто-то прячется. И сегодня этот кто-то был особенно голоден.
Глава 4: Пыльные фолианты и забытые легенды
Лавка Эгберта Травника ютилась на самой окраине Болотной улицы, там, где городские камни почти сдавались под натиском топкой земли и вечно хлюпающей сырости. Сам Эгберт уже не мог ничем помочь Конни – его нашли час назад, в таком же состоянии, что и магистра Веста: с пустыми глазами, в которых застыл отголосок невыразимого ужаса, и с разумом, вычищенным до блеска. Новость принес запыхавшийся Перкинс, еще больше похожий на встревоженного суриката.
«Два мага за два дня, – констатировала Конни, стоя у порога лавки Эгберта, от которой несло прелым запахом трав и той же самой металлической сладостью смерти. – Кто-то работает быстро и методично. И явно не собирается останавливаться на достигнутом».
Теперь путь лежал в единственное место в Сайлент Хоуп, где еще могли сохраниться ответы, если они вообще существовали в этом мире – городские архивы. Или, как их высокопарно называли, «Хранилище Мудрости Поколений», что в нынешних реалиях звучало как злая насмешка. Располагалось это «хранилище» в подвале давно заброшенной ратуши, и заведовал им такой же древний и пыльный артефакт по имени Иеремия Колтуэзер, единственный в городе, кто мог отличить гримуар тринадцатого века от списка покупок своей прабабки.
Подвал встретил Конни запахом плесени, ветхой бумаги и мышиного помета. Тусклая лампочка под потолком едва разгоняла мрак, выхватывая из него бесконечные стеллажи, уставленные фолиантами, свитками и гроссбухами, перевязанными истлевшей бечевкой. Сам Иеремия, похожий на ожившего скелета, обтянутого пергаментом, сидел за массивным дубовым столом и с помощью огромной лупы изучал какой-то документ.
– Мистер Колтуэзер, – голос Конни прозвучал в мертвой тишине подвала неожиданно громко.
Иеремия вздрогнул, уронив лупу.
– А, мисс Моргенштерн. Какими судьбами? Неужто решили приобщиться к мудрости веков? Или, не дай боги, у нас опять кто-то отправился к праотцам без соблюдения формальностей?
Его проницательные, хоть и глубоко запавшие глазки смотрели на Конни с каким-то знанием, которое всегда ее немного настораживало. Иеремия знал о Сайлент Хоуп больше, чем кто-либо другой, живой или мертвый.
– Угадали со второго раза, мистер Колтуэзер, – подтвердила Конни. – Магистр Вест. А сегодня утром – Эгберт Травник. Почерк один и тот же. Мне нужна любая информация о подобных случаях в прошлом. Ментальные атаки, пожиратели разума, сущности, питающиеся сознанием. Все, что у вас есть на эту тему. Особенно если это связано с символом – змея, кусающая себя за хвост, а внутри – кошачий глаз.
Иеремия задумчиво поскреб свой острый подбородок.
– Уроборос с глазом Гора… или его темной ипостаси. Любопытно. Давненько эта символика не всплывала. И всегда не к добру. Что ж, поищем. Работенка предстоит та еще – наши предки были весьма плодовиты на всякого рода мерзости и способы их описания.
