Он собрал свои немногочисленные пожитки в старый вещмешок – пару заношенных сменных рубах, немного питательной пасты, универсальный мультитул. Проверил заряд аккумулятора для импланта – тот был почти на нуле, красная лампочка предупреждающе мигала, что добавляло беспокойства. Стиснул зубы. Крепко сжимая Осколок в кармане, чувствуя его пульсацию сквозь ткань, он осторожно выглянул наружу.
Туман из рыжей пыли был гуще обычного, почти осязаемым, как едкая, шершавая вода. Видимость – не более десяти метров. Это было ему на руку.
Он выбрался из контейнера и, пригибаясь, скользнул вдоль стены из прессованного мусора, которая тянулась до самого горизонта. Его целью был старый, полуразрушенный перерабатывающий завод на границе сектора – громадный, изувеченный остов из ржавого металла и растрескавшегося бетона. Там было множество ходов, узких проемов, обвалившихся уровней и скрытых укрытий. Если ему удастся добраться туда незамеченным, у него будет шанс оторваться от преследователей, затеряться, выиграть время.
Он двигался быстро и бесшумно, как тень, словно сам воздух помогал ему. Опыт выживания обострил его чувства до предела, сделав его хищником, а не жертвой. Его ассимиляции, несмотря на их старость, позволяли ему двигаться так, как не мог бы обычный человек. Но сегодня ему не везло. Фортуна, эта ветреная госпожа, отвернулась от него.
Когда до руин завода оставалось не более сотни метров – расстояние, которое в обычной ситуации он преодолел бы за несколько секунд, – он услышал их. Негромкий, но отчетливый лязг металла. Грубые, басовитые голоса. Они были близко. Слишком близко. Неожиданно близко.
Кай метнулся за угол огромного, проржавевшего генератора, который был похож на спящего металлического кита. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук отдается по всей Ржавой Яме, грозя выдать его. Он прислушался. Три, нет, четыре пары тяжелых, размеренных шагов приближались.
«Он где-то здесь, крысеныш, – прорычал знакомый бас, тот самый, что принадлежал Громиле. – Клешня сказал, живым или мертвым, но с блестяшкой. Я чувствую его вонь».
Кай понял, что загнан в угол. Отступать было некуда. За спиной – относительно открытое пространство, не дающее укрытий, а впереди – «Вороны». А он, Кай, всегда избегал прямых столкновений.
Он осторожно заглянул за угол генератора. Трое «Воронов» медленно приближались, сканируя взглядами каждый закоулок, каждый обломок мусора, куда мог бы спрятаться человек. Четвертый, самый массивный, стоял чуть поодаль, перекрывая последний возможный путь к отступлению. Это был сам Клешня. Его оптический сенсор, ярко-красный, как у Кая, но гораздо более новой, угрожающей модели, хищно поблескивал в утреннем тумане, словно голодный глаз чудовища. Силовой манипулятор на его правой руке ритмично сжимался и разжимался, издавая тихий, зловещий скрежет, предвещающий боль и разрушение.
Клешня заметил его почти сразу. Неудивительно – он обладал таким же чудовищным чутьем на добычу, как Кай на механизмы. Ухмылка, обнажившая ряд металлических, заостренных зубов, растянула его грубое, покрытое шрамами, стальное лицо.
«А вот и наша маленькая удачливая мышка, – пророкотал он, делая неторопливый шаг вперед. Его голос был низким и скрипучим, как несмазанный механизм, перемалывающий кости. – Говорят, ты нашел что-то интересное, Кай. Что-то, что по праву принадлежит мне. Моей территории. Нехорошо крысятничать, ой как нехорошо».
