Холт кивнула и сделала пометку на планшете:
– Значит, вы заметили прибавку в весе, но не стали разбираться до конца. Верно?
Рассел вдохнула, чувствуя, как заливаются краской щёки:
– Да. Я признаю ошибку. У нас было безумное давление в те дни, но всё равно… надо было заняться дополнительной проверкой.
Доктор Кейн, наблюдавшая со стороны, приподняла бровь и что-то быстро записала в блокнот: «чувство вины у Рассел из-за недосмотра».
Ян Ли-вэй нервно переплела пальцы, словно черпая в этом жесте спокойствие. Холт посмотрела на неё:
– Ли-вэй, вы астрофизик, так? Вы занимались внешними сенсорами и отчасти внутренними. Что-то видели?
Ли-вэй на секунду замялась, вспоминая финальную фазу полёта, когда реальность, казалось, менялась прямо у них перед глазами:
– Да. Я действительно фиксировала аномальные сигналы под конец путешествия. Но никаких отчётливых свидетельств присутствия человека на борту не было. Это были в основном космические эффекты: сильное гравитационное линзирование, странные всплески, не совпадающие с фоновым шумом. Мы предположили квантовые колебания, связанные с почти световым режимом, – её голос стал тише, взгляд рассеян. – Иногда я мельком видела неясные фигуры на периферийных камерах, но решила, что это искажения от линзирования. Теперь… – Она умолкла, не договорив.
Холт приостановила движение стилуса над своим планшетом:
– Вы хотите сказать, что эти силуэты на экранах могли быть Каспаром Новаком?
Ли-вэй беспомощно пожала плечами:
– Возможно. Или это были иллюзии из-за гравитационных искажений. Мы действовали на грани физических законов, и при таких скоростях приборы часто показывают фантомные сигналы. – Она взглянула на Делакруа. – Я докладывала об этом, но у нас тогда было столько настоящих проблем – напряжение корпуса, перегрев двигателей, перегрузки жизнеобеспечения, – что эти мимолётные силуэты мы посчитали обычным шумом сенсоров.
После этих слов она опустила взгляд к столу.
Теперь все смотрели на капитана Делакруа. Она сжала губы, плечи оставались напряжёнными. «Лучше сказать всё начистоту», – подумала она, одновременно чувствуя укол вины за то, что проглядела нарушителя.
– Сразу скажу, – её голос прозвучал чуть резче обычного, – мой экипаж не лжёт. Они говорят всё, что знают. Никто из нас не ждал здесь “зайца” – наши процедуры максимально жёсткие. Солстис был герметично закрыт до и во время полёта. Мы приняли все возможные меры.
Холт сдвинула губы:
– Однако Новак пробрался внутрь. Предположения, как?
Делакруа машинально опустила руку в карман, где хранила маленькую нефритовую фигурку, чтобы найти в этом жесте точку опоры:
– Могу только гадать. Наверняка у него была помощь снаружи. Может, кто-то из инженерной группы с допуском к грузовому отсеку. Или человек, имевший доступ к журналам и могший их подделать. Перед стартом у нас были задействованы сотни людей в сборочном ангаре. Даже при максимальной проверке достаточно одного злоумышленника, чтобы пронести неучтённый модуль.
В её голосе звучала яростная решимость, будто она защищала свой экипаж от обвинений. Но под этой твёрдостью бурлило раздражение на саму себя – за то, что пропустила незваного гостя. Делакруа выпрямилась, постукивая пальцем по столу.
По периметру полутёмного помещения для брифингов слабый свет подсвечивал тени, и на стенах слабо проступали очертания напряжённого коллектива. Мириам Холт повернула экран планшета к собравшимся. На нём отобразился грузовой манифест: длинный перечень позиций, аккуратно сгруппированных.
