Тьма над Байкалом. Книга 1 - страница 2

«Говорят, буря была сильная дня три назад,» – подал голос еще один рыбак, помоложе. «Ночью. Вроде тихо, а потом как вдарит ветер! С того берега, от Хамар-Дабана. Странный ветер, с воем».

«И никто не видел, чтобы он на лед выходил? Машина? Аэросани?» – Петров методично задавал вопросы, хотя чувствовал, что ответы утекают сквозь пальцы, как вода.

Мужики мотали головами. Не видели. Не слышали. Место глухое. Да и кто попрется сюда в такую погоду, кроме них, отчаянных?

«А цвет льда…» – вдруг прошептал Семен, снова глядя в сторону находки. «Видел, Матвеич? Он темный вокруг него. И как будто… светится изнутри».

Петров снова посмотрел туда. С этого расстояния ничего особенного не было видно. Но слова Семена, сказанные этим испуганным, надтреснутым шепотом, повисли в морозном воздухе. Он записал в блокнот: «Лёд – темн.? Свет.? (проверить)». Скептически, но записал. Мало ли.

Он закрыл блокнот. Вопросов было больше, чем ответов. Пока что это было похоже на еще одно нераскрываемое байкальское дело. «Глухарь», который ляжет в папку с десятками таких же. Если бы не эта жуткая, невозможная поза. И не это странное ощущение вибрации, которое он почувствовал кожей сквозь рукавицу. Словно замерзший человек был не просто мертв, а подключен к чему-то, все еще работающему глубоко подо льдом.

«Ладно,» – сказал он. «Спасибо. Сильно не расходитесь. Может, криминалисты еще чего спросят».

Мужики закивали, пряча лица в воротники. Петров сел в машину. Мотор тихо урчал. Он смотрел сквозь лобовое стекло на бескрайний лед, на маленькую темную точку, вокруг которой сейчас суетились приехавшие с ним сержанты, разматывая сигнальную ленту. Эта лента казалась здесь такой нелепой, такой хрупкой преградой против той тихой, холодной, древней силы, что смотрела на него сейчас из глубины озера и из широко открытых глаз замерзшего человека.

(Часть 4)

Кабинет начальника Иркутского УВД полковника Зуева пах застарелым табачным дымом, теплой пылью от батарей центрального отопления и той едва уловимой смесью одеколона «Шипр» и казенной тревоги, которая въедается в стены любого милицейского начальства. На стене – неизменный Ленин, указующий перстом куда-то мимо головы Петрова, и портрет нынешнего Генсека, глядящий строго и непроницаемо. Зуев, грузный, с красным лицом и сетью лопнувших сосудов на щеках, сидел за массивным полированным столом, заваленным папками.

Петров стоял навытяжку, хотя усталость тянула плечи вниз. Дорога из байкальской глуши обратно в Иркутск вымотала остатки сил. Холодный ужас ледяного изваяния сменился здесь, в теплом кабинете, тягучей, бюрократической нудятиной.

«…Так вот, товарищ полковник,» – Петров заканчивал свой доклад, стараясь говорить ровно, по-уставному, – «Тело обнаружено вмороженным в лед, примерно в трех километрах от берега, в районе мыса Ухан. Поза неестественная, вертикальная. Признаков борьбы, насильственной смерти или проруби рядом – не обнаружено. Личность пока не установлена, документов при нем нет».

Зуев побарабанил пухлыми пальцами по крышке стола. Взгляд у него был скучающий. Еще один труп. Зима, Байкал – обычное дело.

«Ну, чего ты мне голову морочишь, Петров?» – Зуев взял со стола почти потухшую папиросу, прикурил от спички, чиркнув ею о коробок с каким-то остервенением. – «Ясно же все как божий день. Нажрался мужик где-то на берегу, поперся на лед зачем-то. Провалился под тонкий ледок у трещины, течением под основной слой затянуло, там и замерз. Или просто лег и уснул пьяный, замерз, а потом поземкой и льдом затянуло. Тысячу раз такое было!»