– Ты опоздал, – заговорили они хором, не прерывая пения. – Он уже проснулся.
Грак’зул не спросил, кто «он». Он уже знал. Нож в его руке загудел, а руна на ладони вспыхнула, указывая направление – не к Столпу, а в сторону Разлома Тишины, трещины, где даже пламя горело беззвучно. По пути он наступил на тень, и та завизжала. Земля под ногами заколебалась, выпуская Голодных Червей – бескостных тварей с зубами по всему телу. Они бросились на него, но орк разорвал первого пополам, а остальные, почуяв пепел его души, отползли, шипя. У Разлома Тишины его ждало зеркало. Не стеклянное – из застывшего дыма. В отражении Грак’зул увидел себя, но не орка, а существо с кожей, покрытой трещинами, из которых сочился свет. Его глаза были пусты, а за спиной стоял город из костей, утопающий в озере лавы.
– Приди… – сказало отражение, и дым рассеялся, открывая проход.
Грак’зул шагнул в него. На другой стороне не было ни огня, ни теней – только бесконечное пространство серой пыли, где вдали маячила фигура. Не человек, не зверь. Нечто, для чего у него не было слов. Но он уже шел вперед, потому что выборов не осталось. Только жажда. А рог, который когда-то звал его, теперь молчал. Он стал ненужным. Безмолвные Пустоши раскинулись перед ним, как шкура гигантского зверя, содранная до мяса. Небо здесь было затянуто пеленой пепла, сквозь которую пробивались лучи багрового света, словно сквозь раны. Земля под ногами Грак’зула хрустела, как кости, перемолотые в песок, а воздух гудел от напряжения, будто сама Пустошь затаила дыхание. Он шел к Грибным Спиралям – исполинским образованиям из черной плоти, вздымавшимся к небу, словно щупальца подземного бога. Их поверхность была покрыта порами, из которых сочился едкий дым, а на вершинах зияли пасти, перемалывающие камни в пыль. Грак’зул обходил их стороной, зная, что даже его выносливость не спасет от яда, что висел в воздухе. На краю Пустошей его ждал Мост Изгрызенных Клятв – арка из сплавленных мечей, ржавых и кривых, будто их выплюнула сама земля. Под мостом клокотала река, но не из воды – из расплавленных криков. Лица, искаженные агонией, всплывали на поверхности, тянулись к нему, но Грак’зул лишь плюнул в кипящую массу. Крик, который вырвался из реки, заставил дрогнуть даже мост.
– Ты не пройдешь, – зашипело что-то из трещины под аркой.
Грак’зул не ответил. Он ударил кулаком в опору моста, и древний металл взвыл, осыпаясь ржавчиной. Существо в трещине умолкло, а орк двинулся дальше, оставляя за спиной облако ядовитой пыли. За мостом начинались Поля Молчаливого Урожая. Здесь росли не растения, а сплетенные из проволоки и костей конструкции, похожие на мертвые деревья. Их «ветви» шевелились, царапая друг друга, а с вершин свисали плоды – шары из спрессованного страха, мерцающие тусклым синим. Грак’зул сорвал один, и плод лопнул, выпустив облако воспоминаний: орки в цепях, дети, плачущие в пепле, старуха, поющая погребальную песню. Он раздавил их сапогом, и тени рассыпались с хрустом разбитого стекла. У края Полей стоял Храм Грохочущих Ртов. Его стены были покрыты барельефами существ с разинутыми пастями, а вместо двери зиял провал, обрамленный зубами. Внутри царила тишина, но Грак’зул знал – это обман. Его шаги эхом отдавались в зале, а из щелей в полу выползали Шептуны Без Языка – твари с телами из слизи и ртами на груди. Они окружили его, издавая булькающие звуки, но орк прошел сквозь них, как сквозь дождь. Их прикосновения оставляли ожоги, но шрамы затягивались мгновенно, будто плоть помнила, что такое боль. В святилище храма на троне из сплавленных черепов сидела Жрица Пустых Глаз. Ее лицо было скрыто маской из пергамента, а вместо глаз горели дыры, из которых сочился черный дым.
