Железный ангар с круглой крышей (сейчас в таких торгуют стройматериалами или другой продукцией оптом) тянется метров на пятьдесят, высотой не меньше пяти, и весь заставлен ящиками с яблоками. А яблоки – ни одного сорта даже мама, любительница и знаток яблок, не смогла угадать! Одни – полосатые, как коричные, но запах похож на антоновку. Другие – ярко-красные, вытянутые – вроде бы пипин, но вкус – кисловато-прохладный, и мякоть не желтая, а белая. А были вообще удивительные – нежно-кремовые, круглые, размером в два кулака, и со всех сторон наливные, золотисто-прозрачные! Обычно наливными бывают антоновки, и не каждая, и не вся, а только те, которые растут на солнце, и только с одной стороны. А тут все подряд, и со всех сторон. А на вкус – сладкие с кислинкой, такие, что хоть килограмм сразу съесть можно! Я, собственно, так и сделала, хотя женщина-завхоз меня предупреждала о последствиях… Но при чем тут последствия, когда таких яблок я не видела больше никогда! Как назывался этот сорт, не знаю – возможно, еще никак не назывался, потому что это был эксперимент. Разводили ли эти чудо-яблоки потом – тоже не знаю. Но помню.
И ЦГЛ помню.
В девяностых годах казалось, что больше никакой лаборатории нет, и не будет, но пару лет назад я увидела заметку (возможно, в "Науке и Жизни", но не уверена), что в ЦГЛ выведен новый сорт яблок. А ведь что значит – выведен сорт? Не только то, что у него сохраняются устойчивые признаки, но и самое прозаическое – что сорт зарегистрирован официально. Значит, питомник все-таки жив.
13. Гороховые черепейники
А это уже не совсем мои воспоминания, точнее, совсем не мои, а моей мамы. Сейчас вряд ли найдется кто-нибудь, помнящий двадцатые годы двадцатого века в провинциальном Козлове, который теперь Мичуринск, и очень немного людей, которые от хороших рассказчиков слышали что-то, прямиком пришедшее из времен конца НЭПа. Поэтому, пока совсем не забылось, вот немного мелочей жизни.
На углу около школы частник торговал конфетами поштучно.
– Покупайте конфеты, покупайте!
– А они у вас вкусные?
– Отличные! Во рту тают, к зубам прилипают!
Мороженщица в то время не заводскими брикетиками и стаканчиками торговала, а прямо здесь, на улице, ложкой зачерпывала мороженое, клала на круглую вафлю и другой вафлей расплющивала. Вафли не успевали размокнуть, потому как съедались мгновенно.
Существовало такое торговое учреждение, которое назвалось "Торгсин". Мы, взрослые люди, знаем, что это расшифровывается как "Торговый синдикат" и там скупали у населения ценные вещи, оставшиеся с лучших времен, для перепродажи. Первоклассники расшифровывали это как "Торговля с иностранцами", потому что в провинции того времени мало было зажиточных людей и казалось, что настолько богатыми, чтобы ценное что-то покупать, могут быть только иностранные путешественники.
С моей мамой за одной партой сидела дочь купца Самохвалова, до революции он, нажив деньги торговлей, построил кирпичный завод. Я сама, приезжая в Мичуринск во времена своего детства, застала кирпичи в стенах и цветочные горшки в сарае у бабушки – с овальным штампом "Заводъ Самохвалова". В двадцатых годах хозяин кирпичного завода, как ни странно, никуда не уехал и не погиб, а остался в России, в городе и на заводе – директором своего завода. Что было с ним потом – не знаю.
В школу еду брали с собой, буфетов в школах не было. Что придется брали – бутерброд с маслом, сдобную булку, яблоко, кусок хлеба в газетке или прямо в кармане. Одна ученица, небогатая и неаккуратная, приносила прямо в кармане кусок густой, затвердевшей, холодной пшенной каши на воде. И ничего, нормально каша съедалась.
