Через неделю Люська набралась смелости, накрасилась и сделала селфи. Питер ответил комплиментами. Поколебавшись, Люська согласилась общаться по скайпу. Она отогревалась, согревалась, грелась – оживала. И запрещала себе думать о Роберто. И ждала приезда Питера. Не то чтобы совсем откровенно хотела вышибить клин клином, скорее, надеялась выбраться из той черной ямы отчаяния, в которую сама себя и загнала.
Поскольку никаких далеко идущих планов в отношении Питера она не строила, не было и никаких страхов. Она даже о своем весе вопреки обыкновению почти не вспоминала. Если только в связи с тем, что не мешало бы обновить гардероб, для чего пришлось взять несколько срочных заказов на письменные переводы.
Все получилось спокойно и словно само собой. Как будто и не было этих двенадцати лет. Как будто только вчера поцеловались на прощание, а сегодня снова встретились. Питер остановился в гостинице, приехал к Люське домой с букетом, тортом и бутылкой вина, а на следующий день поехал за своими вещами. Через неделю, когда Питеру пришло время возвращаться в Лондон, Люська получила колечко с бриллиантиком, ну и руку в придачу.
О сердце на тот момент речь не шла. Скорее, это был некий протокол о намерениях. В какой-то степени брак по расчету, с обеих сторон. Правда, расчет был не столько материальный, сколько эмоциональный: найти тихую гавань, где спокойно, тепло и уютно. Без роковых страстей, без ожидания удара в спину. К тому же Питеру нужен был наследник. А Люська хотела за границу.
Проводив Питера, она бросилась звонить Светке – ее распирала радость, и надо было срочно с кем-то поделиться. Не с мамой же – увы… И не с сестрой, с которой совсем потеряла связь. Ссора забылась, Светка снова стала ее лучшей подругой. Все было хорошо, а мысли о Роберто Люська отодвинула подальше. Как утрамбовывают на антресоли хлам, который рука не поднимается выбросить.
Выходя замуж, она не была уверена, сможет ли по-настоящему полюбить Питера, но искренне хотела стать ему хорошей женой. Однако вскоре, неожиданно для себя, обнаружила, что любит мужа – мягко, без надрыва. И уж точно не благодаря, а наоборот – вопреки его пэрству, которое стало для нее кошмаром.
Конечно, ее очень огорчало, что никак не получалось забеременеть, но потом появился Джин, и Люси была бы по-настоящему счастлива, если бы не то, что произошло со Светкой и Тони. Все пошло наперекосяк. И теперь Питер пропал, а это письмо от Роберто – вот только его и не хватало!
- Не хочу! – захныкала Люси и шлепнула ладонью по воде, да так, что клочья пены и брызги разлетелись по всей ванной.
- Возьми себя в руки! – рявкнула она в голос. – Размазня сопливая!
Выбравшись из ванны, Люси вытерлась, натянула ночную рубашку и вышла в спальню. На кровати разлеглись Фокси и Пикси, которым достаточно было крошечной щелочки, чтобы пробраться через закрытую дверь. Распихав собак, Люси забралась под одеяло и выключила свет.
Сон не шел. Она вздыхала, крутилась с боку на бок. Обычно в спальне было прохладно, но сейчас ее заливало жаром, к тому же от собак тянуло ровным печным теплом. У Питера в тумбочке лежало снотворное, но куда его кормящей мамаше.
Часы на башне пробили два. Глубоко себя ненавидя и презирая, Люси встала, прокралась в будуар и, не зажигая свет, открыла ноутбук.
«Дорогая Лючия, - писал Роберто, - прошло четыре года, а я все не могу забыть тебя. Как жаль, что у нас ничего не получилось. Но, возможно, еще не все потеряно? Я так и не женился. Хочу снова приехать в Санкт-Петербург и увидеть тебя, если ты не против».
