Томография пророчества Иоанна Богослова - страница 60

Удивительно? Несомненно!

Только два этих примера говорят о том, что инициатива написания Благой вести, ее композиционное построение, сюжетная линия и перечень тем исходили не от евангелистов, а от Самого Учителя. Сам Христос определил, когда и в каком объеме донести свое учение миру; и первым на свет должен был появиться экземпляр «Евангелия от Иисуса» – так мы его назовем. Этот текст и послужил оригиналом, с которого по памяти были написаны его копии, ставшие впоследствии основой библейского канона. Наблюдая, как Евангелие теряет свой первоначальный вид, и, понимая необратимость процесса, св. Иоанн уже на закате лет пишет свой вариант Благой вести, существенно дополнив те жизнеописания Христа, которые ходили тогда среди христианских сообществ. При этом апостол, предвидя (или зная от Учителя) о печальной участи священного текста, не стал открыто излагать ту часть учения, которая в дальнейшем из Евангелий будет изъята, а уделил внимание только мистической и пророческой теме. Наиболее вероятно, что и Откровение, и Евангелие появились на свет почти одновременно, поэтому предупреждение о недопустимости внесения поправок в пророчество распространилось и на жизнеописание Христа, что позволило работам апостола дойти до нас почти без искажений.

Итак, сопоставляя вышесказанное, следует признать, что оригинальный текст Евангелий появился сразу после распятия Иисуса Христа (возможно, и перед распятием), а его автором был Сам Спаситель. Только Иисус, и никто другой, мог сообщить человечеству о своей внутренней борьбе после 40-дневного поста; только Он, и никто другой мог воспроизвести события, свидетелями которых апостолы не были; только Он, и никто другой, мог поведать о своих сокровенных мольбах Отцу (Мк. 14:33-41); и только Он, и никто другой, мог дословно воспроизвести некогда произнесенные им проповеди, притчи и речения.

Но это еще не все. В Евангелиях от Матфея и Марка имеется любопытный фрагмент, который является доказательством, что все три жизнеописания Христа, вошедшие в канон, есть попытка дословного воспроизведения единого письменного источника.

Цитируем:

Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, – читающий да разумеет, – тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы (Мф. 24:15-16).

Когда же увидите мерзость запустения, реченную пророком Даниилом, стоящую, где не должно, – читающий да разумеет, – тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы (Мк. 13:14).

Примечательно, что однократно услышанный монолог Иисуса был воспроизведен апостолами почти одними и теми же словосочетаниями. Но удивлять должно не только это. Вдумайтесь: если бы апостолы вспоминали сказанное Иисусом много лет назад, то фразы «читающий да разумеет» в тексте быть не должно – в устной речи такой словесный оборот не используется. Согласитесь, общаясь друг с другом, мы не говорим «строкой выше» или «в предыдущей главе»; нелепо при вербальном общении использовать обороты, характерные только для письменной речи. Поэтому сказанное евангелистами может быть только прямой цитатой из текста, и эта часть речи Иисуса была адресована читателям, а не слушателям. Но Евангелие передает беседу Христа с учениками, а не чтение Им черновика будущего Евангелия. Однако можно допустить, что восклицание «читающий да разумеет» есть поздняя вставка одного из евангелистов, допустим, Матфея. Но почему ее слово в слово повторяет Марк? Согласитесь, совпадение насколько удивительное, настолько и маловероятное. И тем не менее фраза «читающий да разумеет» все-таки была произнесена Христом, но произнесена намного позже, после воскресения, когда Он диктовал Свое Евангелие одному из апостолов; и в этом случае слова Иисуса были вполне уместны. Вместе с тем они вполне гармонично вписались и в контекст современных Евангелий, поскольку беседу Христа с учениками мы читаем, а не слушаем, что и явилось причиной отсутствия у богословов вопросов по поводу неуместного словосочетания.