Тонечка и Гриша. Книга о любви - страница 4



Часто, очень часто, бывает теперь Степан в отлучке.

Ездит с составами в Китай.

И каждый раз поражается чудесам.

Сказочным природным ландшафтам – богатству выдумок незримого, вездесущего творца, вознёсшего к облакам эти кручи, расстелившего, как скатерти самобранки, эти луга и поляны, щедрой рукой рассыпавшего вековые вечнозелёные леса и живописные долы… Красота-то какая!

А ещё восхищается Степан искусностью человека – дорожного строителя. Прорубил человек тело гор, вечной мерзлоты, пробурил тоннели, возвёл высоченные насыпи, чтобы спрямить рельефы местности.

Как червь ползёт-извивается состав Степана. Свистит-ревёт паровоз…

Еле вписывается состав в узкие теснины меж прорубленных сопок.

Ныряет в темень каменных утёсов, меряет вёрсты болотистой равнины…

Всё дальше и дальше идут-бегут рельсы, мелькают шпалы стучат колёса… Вперёд-вперёд!

Где окончится дорога?

Может и нет у дороги конца?


Катерина же живёт в посёлке возле пригородной станции Угольная. Живёт в своём большом доме среди целой слободы Беловых: родных братьев, сестёр, двоюродных и троюродных, дядьёв и тётушек.

Вот уж и свои детишки пошли… Трое старших (Никита, Марья, Георгий), а затем и Тонечка, за нею – Таня и Люба.

Достойная должность Степана даёт возможность жить хоть и не роскошно, но безбедно. Семью уважают.


Первая мировая не затронула работников КВЖД – слишком важным был объект для всех. И Степан призван на войну не был.

А казаки-уссурийцы выставили на поля далёкой от них и чуждой русским войны конный полк шестисотенного состава, конный дивизион из трёх сотен и ещё шесть отдельных сотен.

Вот сколько собрали людей.

Храбро бились уссурийцы. Многие сложили буйны головы на европейских полях той войны, в грязи окопов, задыхаясь от немецких газов… Так далеко от родных дальневосточных мест.

Казак умирает, друзей умоляет:

– Насыпьте курганчик земли в головах… Так сложили песню… В боях с немецкой кавалерией героями показали себя казаки! Немногие вернулись домой.

А те, кто вернулся, пришли с Белой Армией.


И дальше события в неспешное Приморье посыпались, как из рога изобилия.

Завертелось, закрутилось колесо Истории.


В город прибывали войска, много войск. С ними вместе – немыслимые ранее порядки и страшные, потрясающие воображение, слухи о сломе мирового трёхсотлетнего государственного устоя, о надвигающемся конце света…


Тем временем, в сонном посёлке на пригородной станции Угольная, росла себе героиня нашей повести – Тонечка. Раньше, до начала угольной добычи, место это называлось «Разъезд 30-я верста». Но нашли уголь, открыли шахту, стала теперь станция – Угольная.

Посёлок этот был заселён казаками довольно поздно. Раньше здесь жили только корейцы. Долина полуострова Муравьёва-Амурского, конечно, место весьма примечательное, но для первопоселенцев – не мёд и не сахар. Зажатая сопками, выходит долина к Амурскому заливу.

Бежит там речка Песчанка.

С востока над станцией Угольная и посёлком вздымается Синяя сопка. Высокая и непролазная. Летом стоит вся она в зелени кустарников, дальневосточных лиан и пихт. Растёт там и приветливый лимонник, и колючий чёртов куст.

Вот уж, воистину – чёртов куст. Высотой в два человеческих роста, всё вокруг оплёл плетями в острых колючках. Мимо так просто не пропустит.


Тонечка всем на свете интересовалась, выспрашивала мать.


– А отчего это – «чёртов куст», а иные говорят – «дикий перец»?

– «Чёртов куст» потому, что лезет, хватает тебя! Пока продерёшься мимо него, чёрта дикого, перечертыхаешься, всё платье порвёшь. А «дикий перец» – потому, что корни его выкапывают и лечатся ими. Бають-то, ничем они женьшеню не уступают, – так поясняла Катерина дочурке.