Она не идет у меня из головы. Я думаю о ней, проезжая мимо спящих особняков и выруливая из лесистого анклава на шоссе. Полиэтилен на окне беспрестанно хлопает, что меня жутко раздражает. Должно быть, ее муж – чудовище, если она решила покончить с собой несмотря на то, что купается в роскоши и богатстве. Но зачем топиться? Есть куда более эффективные и безболезненные способы расстаться с жизнью. Впрочем, нельзя не принимать в расчет поэтическую натуру подвергающейся насилию женщины. Для нее войти в ледяные воды океана и отдаться на волю волн – красивая смерть. Если бы только я ей не помешала.
И все же было в ней нечто притягательное… Безыскусная элегантность, утонченность. Это было заметно даже когда она, грязная и дрожащая, сидела на склизких камнях после того, как я вытащила ее из воды. Обе насквозь промокшие, мы передавали друг другу бутылку виски, и я чувствовала, что очарована ею.
Наверное, потому что я отчаянно устала от одиночества. Когда моя жизнь стремительно полетела под откос, друзья разбежались от меня, как крысы. А моя лучшая подруга, родная сестра, меня ненавидит. Мне не хватает близкого человека, родственной души – того, что я принимала как должное, пока всего не лишилась. По своей вине. Я сама все разрушила. Но это не значит, что я не жажду дружеского участия.
Чем ближе к городу, тем плотнее поток машин на дорогах. Я еду мимо центра Сиэтла, направляясь в знакомый район. Я стараюсь не очень часто ходить в одну и ту же душевую – нельзя рассчитывать на вечную доброжелательность персонала, – но сейчас, пребывая в растрепанных чувствах от переутомления, я еду на автопилоте. И, неожиданно для самой себя, оказываюсь на той же самой парковке. Соблазн поскорее встать под горячий душ и помыться с мылом столь велик, что я не раздумывая иду в здание бассейна.
– Привет, – мямлю я, остро сознавая, сколь неприглядное зрелище собой являю. – Я потеряла пропуск.
На этот раз за стойкой администратора мужчина с густыми бровями и седой шевелюрой. Лицо у него суровое, отмеченное следами пережитых невзгод. Мне сразу становится ясно… в его сердце почти не осталось места для сострадания.
– Бассейн только для платных посетителей, – бесцеремонно отрезает он.
– Я заплачу. – Я лезу в карман за деньгами, что заработала в качестве чаевых. – Без проблем.
– Нет, – рявкает он, взмахом узловатой руки прогоняя меня. – Ты сюда не плавать пришла. Убирайся.
У меня нет сил притворяться.
– Пожалуйста, – умоляю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Я только приму душ и сразу уйду.
Он смотрит на меня с отвращением, почти с ненавистью.
– Здесь не приют. Бродяг мы сюда не пускаем.
В вестибюль входят две женщины. Они весело болтают, но, завидев меня, умолкают. Их чистые волосы собраны в «конские хвостики», кожа, увлажненная лосьоном, сияет свежестью. Не так давно женщины, подобные этим, приходили в мой ресторан, с восхищением отмечая, с какой непринужденной уверенностью я управляю своим заведением, как мастерски нахожу взаимопонимание с персоналом и посетителями и получаю от этого истинное удовольствие. Я бы подошла к их столику, уточнила, все ли их устраивает, предложила бы дижестив за счет заведения. Возможно, они даже позавидовали бы мне. Но теперь я вижу в их глазах только подозрительность. И жалость.
И это еще оскорбительнее, чем грубость администратора.
Я спешно покидаю вестибюль.
