Рассказать ей, что я была преуспевающим ресторатором? Что наконец-то осуществила свою мечту незадолго до того, как разразилась эпидемия ковида? Что сделала все возможное и невозможное – законное, незаконное, аморальное, – дабы удержать свой бизнес на плаву? Нет, не могу.
– Пандемия, – бормочу я, откусывая булочку – воздушную, мягкую, с начинкой из арахисового масла и меда. Это вкус моего детства, и у меня сдавливает горло от тоски по более беспечным временам.
– Да, многие пострадали, – признает она, устремив взгляд на горизонт. – А Бенджамин, наоборот, еще больше разбогател.
– А с тобой что случилось? – спрашиваю я. – Чем ты занимаешься?
– Делаю то, что мне велят, – пожимает плечами она, поворачиваясь ко мне.
– Бенджамин?
Она снова отводит глаза, смотрит на океан.
– Да.
– Но у тебя же наверняка есть своя собственная жизнь.
– Как тебя зовут? – отвечает она вопросом на вопрос.
Я почему-то медлю с ответом, подумывая о том, чтобы назваться не своим именем, но в конце концов говорю правду:
– Ли.
– Так вот, Ли, мой брак исключает всякую возможность иметь свою собственную жизнь.
– Не понимаю.
Хейзел смотрит на часы «Эппл».
– Черт. – Она вскакивает на ноги. – К половине седьмого мне нужно быть дома.
– Почему?
– Иначе буду наказана.
– Хейзел, в нормальном браке так не бывает. Это скорее отношения между хозяином и рабыней.
– Так и есть.
Она уже карабкается по камням к тропинке, и я не успеваю спросить, всерьез ли она.
На следующий день – зарплата. А у меня выходной, но я с утра еду в кафе, чтобы получить заработанные деньги. Я надеялась, что Хейзел опять придет, принесет мне на завтрак что-нибудь, тайком прихваченное из дома, и мы немного поболтаем. Но она не пришла. Может быть, Бенджамин разрешает ей совершать пробежки не каждое утро? Или она решила, что одно бесплатное угощение и японская фигурка – достаточная благодарность за спасение ее жизни.
Рэнди по прилавку придвигает ко мне конверт с деньгами, на вид – совсем легкий. В кафе я работаю нелегально, и он вправе платить мне столько, сколько пожелает. Правда, относительно жалования договоренность между нами есть, так что этого вполне должно хватить на замену стекла в машине, и еще останется. Меня ждут в автомастерской, расположенной в нескольких милях от кафе «У дядюшки Джека». Мастер, говоривший со мной по телефону, обещал заменить стекло в тот же день, но предупредил, что за срочность возьмет дороже. За починку машины я готова отдать все свои сбережения. По ночам слишком холодно, чтобы спать практически на улице, к тому же это небезопасно. Идти в меблированные комнаты я боюсь, ведь там за стенкой может оказаться отсидевший в тюрьме преступник, торговец наркотиками, а то и кто-нибудь похуже. А ночевать в приюте мне пока гордость не позволяет.
В автомастерской я – первый клиент. В конторе сидят четверо механиков в рабочих комбинезонах, потягивают кофе, треплются о том о сем.
– Я вам звонила, – говорю я, входя в помещение. – Мне нужно заменить стекло в машине. Сегодня. – Я протягиваю ключи, которые у меня забирает немолодой мужчина с седыми волосами, завязанными в жидкий конский хвостик.
– Можно и сегодня, но это будет недешево.
– Знаю.
Он окидывает меня взглядом водянистых глаз, скептически вскидывает брови.
– Деньги-то у вас есть?
Я знаю, что похожа на нищенку: нездоровая бледность, непричесанные волосы, мятая одежда. С течением времени я утратила облик компетентной, энергичной, уверенной в себе женщины. Теперь все во мне говорит о том, что я слаба, сломлена, на мели.
