Я снова наполняю «Спрайтом» бокал Льюиса. В конце моей смены он сунет мне в карман десять баксов – за то, что обслуживала его и не мешала торговать. И это будут самые щедрые чаевые. Клиенты «дядюшки Джека» лишними деньгами не располагают. Стандартные чаевые – доллар или два, но и горсть мелочи – не редкость.
Я наблюдаю за Рэнди и, едва он заходит за барную стойку, обращаюсь к нему:
– Слушай, Рэнди, хотела спросить… э-э-э… попросить об одолжении.
Он молчит, любопытства не выказывает, медленно выдвигая бокал пива из-под крана.
– Вчера ночью в мой автомобиль залезли, – продолжаю я, прочистив горло. – Разбили стекло. – Я умышленно забываю упомянуть одну незначительную деталь: что сама в это время находилась в машине. – Сегодня я заезжала в две мастерские, и в обеих сказали, что ремонт обойдется мне в четыреста баксов.
Рэнди смотрит на меня поверх бокала с пивом. Взгляд у него непроницаемый, не поймешь, о чем он думает.
– Не мог бы ты дать мне аванс в счет зарплатного чека?
«Чека», конечно, никакого нет. Рэнди платит мне черным налом. Это противозаконно, но выгодно – и ему, и мне. В сущности, счета в банке я тоже больше не имею. Если бы был, все, что я зарабатываю, изымалось бы в счет погашения займов.
– Я не выдаю авансов, – отрезает Рэнди, отпивая глоток пенистого пива.
– Да я и не прошу всю сумму целиком, – не сдаюсь я. – Только сотню баксов. И всего на несколько дней.
– Нет. – Он ставит бокал на стойку. – Это мой принцип.
– Ну пожалуйста, – умоляю я. – Мне очень нужно.
Взгляд его непроницаемых глаз скользит по мне, оценивает. За несколько недель, что я работаю у Рэнди, я заметно подурнела: сказались стресс и нужда. Мне тридцать четыре, но я чувствую себя – и выгляжу – старше. Будь у меня косметика, я затушевала бы следы усталости и переживаемых невзгод, но сейчас все это без прикрас отражается на моем лице. Волосы я стянула на затылке резинкой, однако несколько завитков выбились и пушатся от влажности, исходящей из кухни. Неужели мой босс принимает меня за наркоманку? Думает, что деньги нужны мне на дозу?
– Моя машина припаркована за кафе, – быстро добавляю я. – Можешь сам убедиться, что окно разбито. Грабитель стащил мою сумку и телефон.
– Если я уступлю твоей просьбе, значит, мне придется и другим не отказывать, – равнодушно пожимает он плечами. – Извини.
Сердце в груди трепещет от паники. Я не могу спать, оставаясь легкой добычей для всех и каждого. Весенними ночами на улице свежо, но не холод, а страх не даст мне заснуть. Если объяснить Рэнди, что машина – это мой дом, что, если я буду спать в тачке с выбитым стеклом, меня могут изнасиловать или убить, пойдет ли он мне навстречу? Но я не могу ему это сказать. Гордость не позволяет. Плотно сжав губы, я иду на кухню за очередным заказом.
К столику у окна я приношу две тарелки с сосисками, яйцами и блинами. Меня благодарят кивком, и я выдавливаю вежливую улыбку. Мои усилия минимальны. Не то что в собственном ресторане. Там я постоянно была в зале, встречала и очаровывала посетителей. Здесь я официантка – подай-принеси. Я подхожу к соседнему освободившемуся столику, сгребаю в передник оставленную мелочь, собираю грязную посуду. На тарелке – полпорции подрумяненного на гриле сыра, соблазнительно нетронутого. По прибытии на работу я съела чизбургер, перед уходом поем яичницу, а сыр мог бы стать завтрашним завтраком. Чтобы не поддаться искушению, я опрокидываю на него чашку с остатками кофе. Не опущусь до того, чтобы есть объедки с чужой тарелки. Во всяком случае, пока.
