– Кхм, я сейчас на площадку опять. Поедешь со мной, – выдаю в итоге приказным тоном, удивляя не только ее, но и себя самого.
Рациональная часть меня внутри сейчас орет "Что?". Но мне нечего ей ответить.
– Что? Зачем? – хмурится Душка.
И действительно, блять, зачем? Хороший вопрос…
Ничего вменяемого в ответ на него в голову не приходит.
– Надо, – отрезаю вслух.
– Надо…– тянет Лида эхом, склоняя голову на бок и разглядывая меня,– Макс, если теперь ты чувствуешь себя обязанным со мной носиться, то я тебя от этого чувства избавляю, – и крестит меня широким жестом, – Все, отпускаю грехи, иди с Богом. И меня отпусти!
– Ты когда в церкви была в последний раз, святоша? Крестятся справа налево, – фыркаю, заулыбавшись.
Лида розовеет и тоже смеётся.
– Зануда какой, – ворчит.
– Ну не надо. Не всегда, – с умным видом смотрю на часы на запястье, – Все, поехали.
– Макс, я же на машине, – Лида все еще пытается сопротивляться. Наивная душа.
– Я тебя домой отвезу, завтра заберешь, – не оставляю ей ни одной возможности сбежать.
“В конце концов, на ближайший месяц практики я вроде как ее начальник. Так что пусть подчиняется,” – улыбаюсь про себя.
Внедорожник Макса трогается. Защелкиваю ремень безопасности непослушными пальцами.
Я вибрирую вся. Внутри меня клокочет целая буря из термоядерной смеси эмоций. Растерянность, смущение, возбуждение, что мы снова так близко, которое я никогда не могла контролировать, и горькое разочарование. До слез.
Кажется, произошло то, чего я боялась большего всего. Максим ударился в чувство вины, и теперь собирается его искупать передо мной в своей голове. Не хватало, чтобы еще начал меня жалеть!
Колобов вообще склонен ко всяким сердобольным порывам. Всегда прикуривает бомжам, переводит деньги больным детям, увидев рекламу, сдает донорскую кровь каждые два месяца и даже примерно ходит на университетские субботники, пару раз умудрившись затащить туда еще и моего брата, который искренне не понимает, почему нельзя просто доплатить сверху дворнику, а не убирать мусор самому, и все будут счастливы.
Зная это, я подозревала, что так будет, но надеялась, что Макс все-таки не поставит меня в один ряд с брошенной хозяином собакой, которую обязательно надо накормить и хоть немного приласкать. Чтобы не скулила. Потому что ему ее жалко.
Сейчас я чувствую себя именно той собачонкой, и мне милосердного Колобова хочется прибить. И действительно тихонечко поскулить – так поднывает раненая гордость и неразделенная любовь.
Я знаю, что он меня не любит.
Утром я ощутила это в миллионный раз, когда встретилась с братом и Анжеликой во дворе у Эмиля. Мы с Эндж должны были вместе ехать на работу, но Ярик ее перехватил и повез сам, хоть ему и пришлось из-за этого даже выбесить отца. При этом брат так смотрел на Эндж, будто сдохнет, если она просто сядет не в его машину. Вот примерно так выглядит любовь, а не "я тебе ничего не обещал", брошенное раздражённым тоном. На контрасте это ощущается особенно остро.
Макс включает музыку, но в салоне все равно оглушающе потрескивает тишина между нами. Ловлю на себе его косые беглые взгляды, жалящие то тут, то там.
Отворачиваюсь к окну, но мое периферийное зрение упорно живет своей жизнью и продолжает следить за соседом.
На языке вертится что-то вроде "ну и как там Малевич", но я никогда не опущусь до подобного вопроса.
Во мне будто рассыпаны тлеющие угли – все тело накаляется, кожу пощипывает.
