В какой-то момент, Борька заметил, что мама стала более серьёзной. Всю дорогу они с отцом шутили и улыбались, теперь же мамино лицо выражало настороженность. Родители остановились. Борька понял, что они пришли к тому месту, где жила мама с родителями во время Блокады.
Это был огромный жёлтоватый дом, с кое-где облупившейся штукатуркой. Большие окна этого дома, которых очень много, выходили на проспект.
Мама оглянулась по сторонам, будто её окликнули. Но никого рядом с ними не было.
– Ну, вот он, – сказала мама, – тут мы и жили. Отсюда и уехали в эвакуацию.
Мама стояла, высоко задрав голову. Она подняла руку вверх и вытянула указательный палец в сторону четвёртого этажа.
– Вот наши два окна. Две комнаты. Кухня общая.
Борька с отцом не стали ничего спрашивать и говорить. Не тот был момент. Хотелось просто постоять и помолчать.
Отец всегда знал о том, что Борькина мама не любила вспоминать то время, когда она жила в Ленинграде. А Борьке труднее это понять. Хотя он пытался. Ведь Борькины бабушка с дедушкой смогли сюда вернуться? Борька даже помнил их. Он был еще маленький. Они приезжали в отпуск, повидаться. Ему тогда не показалось, что они были несчастливы. Наоборот, за те несколько дней, что он их видел, воспоминания остались самые тёплые и счастливые. Бабушка умерла, когда Борьке было восемь. Через год не стало и дедушки. Но он точно знал, что на фотографиях, которые мама так бережно хранила, они выглядят куда более хмурыми, чем были в жизни.
– Мам, а расскажи, какое было твоё детство, ну это, до войны, а? – обнял маму Борька.
– Да каким… Борька, счастливым! – мама улыбнулась и взъерошила Борькины волосы ладошкой.
Они зашагали во двор дома, и мама, оживившись, рассказала о своих воспоминаниях. Борька слушал маму, но больше, смотрел на её глаза. Они стали очень радостными. Как-будто мама снова стала ребенком, в жизни которого нет ни горя, ни бед, ни того, о чем так тяжело вспоминать. Борька понял, что он счастлив. Вероятно, именно здесь и сейчас, во дворе дома, где мама рассказывала о своей жизни, в Борьке родилось первое взрослое ощущение счастья. Не такое, как от каникул или поездки в Ленинград. Это именно первое зрелое ощущение счастья от того, что в его жизни не было войны. Не было смерти братика и сестренки и смерти родителей. Папа и мама были здесь. Рядом. Вот они: мама, которая смеётся, рассказывая о своих одноклассницах. Такая весёлая. Ещё совсем молодая. Теперь Борька понимал, что и сорок лет – это не так уж много. Папа, который хоть и был большим и сильным, но сам как мальчишка радовался совсем простым вещам. Вместе с Борькой собирал марки… Борька смотрел на них сейчас, держа их за руки и думал: «Вот бы остановить это миг. Запомнить их такими. Молодыми, счастливыми… Что бы в жизни никогда не было ни болезней, ни смерти. Только счастье».
Вернулись к тёте Рае уже вечером. Она пожурила их за то, что пообедали в кафе, а не у неё, потому что она готовила любимое мамино блюдо – картофельное пюре и котлеты «по-киевски». И котлеты, и пюре конечно же уже остыли и были убраны в холодильник, и теперь их пришлось разогревать на сковородке.
Все сели за небольшой кухонный стол, который тётя Рая перетащила в гостиную. Борька обратил внимание на то, что тётя Рая живёт одна. Почему так, он конечно, спрашивать не решился. Но из рассказов понял, что её дети давно живут в где-то в Прибалтике, и почти не навещают её. «Наверно, это очень грустно» – подумал Борька. Он мысленно пообещал себе, никогда не бросать маму и папу, и всегда оставаться с ними рядом. Как минимум – в одном городе.
