Несмотря на всю строгость и фанатизм, мадам Врабие готовила своих выпускников к жизни в жестоком внешнем мире, где они никому не были нужны. Да, она зарабатывала на них немалые деньги, жестоко наказывала, вбивала в голову религиозную чепуху. Но за годы тяжкого труда дети набирались опыта и приобретали множество различных навыков, которые помогали им в поисках работы. Никто из выпускников Врабие не давал себя в обиду. Их так и называли в Манселе «Сиротки Врабие». Точно неизвестно, когда и как появилась эта община, но почти все, кто выходил из приюта мадам Врабие, направлялись на юг города, где жили «свои». Прачечные, мастерские, лавки, магазины, швейные. Всё это принадлежало им. Почти четверть целого района в управлении двух поколений выходцев «Государственного детского дома №17».
Мечты, которые они рисовали в детстве перед приходом богачей, воплотились в жизнь их же собственными руками. Большая дружная семья из десятков «братьев», работающих вместе и живущих бок о бок. Именно туда Коул отправился после своего совершеннолетия. Его приняли в общину, устроили на работу, помогли с жильём. Он даже нашёл себе девушку. Жизнь начала налаживаться.
Многие из «братьев» Коула недолюбливали старую монахиню, но в душе каждый знал, что она, так или иначе, была права, и лишь её строгое воспитание приготовило их к испытаниям жизни в городе. Когда они выпивали в пабе, кто-нибудь из «братьев» восклицал: «За здоровье старой ведьмы Врабие! Да хранит её Люциэль!», и все без исключения поддерживали этот тост. Коул прожил среди них полгода, он освоился и привык к мысли, что всю оставшуюся жизнь проведёт со своей большой семьёй. Но где-то в глубине души он понимал, что этого мало. Ему не хотелось верить, что жизнь не ограничивается одной лишь работой и пьянками по выходным.
И в один из вечеров в пабе к нему за стол присел усатый мужчина в дорогом костюме. Он был «чужим». Уточнив имя и фамилию Коула, гость передал ему письмо.
«Теряешь одно – получаешь другое», – вспомнил Коул одну из многочисленных изречений мадам Врабие.
Как оказалось, его ждало наследство, оставленное родителями. Родителями! Люди, о прошлом которых он вообще ничего не знал. Кем они были и как умерли? Почему оставленный ему дом находится в столице, а не в Манселе? Почему ему никто ничего не рассказывал?
Слишком много вопросов. Коул терзался мыслями и сомнениями. А вдруг обман? Вдруг какая-нибудь афера? На решение ушла целая неделя.
Вокзал, касса, билет и, вот, Коул в поезде, который должен привезти его домой.
«Дом, — повторил про себя Коул. – Даже в моих мыслях это звучит как-то странно».
***
Ни облачка. Ни тучки.
Кера чертыхнулась, стараясь не поднимать голову и скрывая свои жёлтые глаза под плотным капюшоном. Она не любила жару, солнце и яркий свет. Те были вредны для её кожи, белой с голубоватым оттенком, и ограничивали способности восприятия. Но на существо, за которым она пришла, солнечный свет действовал ещё сильнее. В этом она видела свой козырь. Там, откуда Кера была родом, в стране теней Киддер, всегда было туманно, сыро и дождливо. Ночи там длились по четырнадцать часов, а в дневное время царили блёклые сумерки.
Кера шла по пшеничному полю и всем сердцем мечтала вернуться на родину. Охотница на беглые души носила только чёрное. Кожаные брюки и сапоги по колени с узким каблучком подчёркивали худые и длинные ноги женщины. На широких бёдрах Керы в кобурах висело два чёрных револьвера. На ремне имморталистки красовались пухлые кармашки со всякими магическими безделушками, помогающими ей в охоте на беглецов. Воротники пиджака, короткого спереди и с длинными, почти до земли фалдами сзади, скрывались под короткой пелериной с капюшоном и белыми, прямыми волосами Керы. Лицо женщины, скрытое частично под капюшоном, было узким и угловатым.
