Тот, кто удерживает - страница 9

Чем ближе он подходил к гавани, тем опаснее становилось. В районах, прилегающих к южным стенам города, турецкие отряды уже прочесывали улицы, охотясь на беглецов и остатки сопротивления. Несколько раз пришлось прятаться в переулках, замирая, когда были слышны приближающиеся шаги. Сердце разрывалось между воинским долгом и последней волей императора.

Благополучно пробравшись по пустынным улицам Константинополя, Нотара наконец вышел к берегу Мраморного моря, где перед ним раскинулась гавань Контоскалион. Один из крупнейших портов, некогда шумный и кипящий жизнью, теперь был погружен в тревожное молчание. По всей гавани были разбросаны небольшие рыбацкие лодки и торговые суда, обычно занятые поставкой товаров или рыбы на рынок. Некоторые лодки все еще качались на волнах, другие были выброшены на берег с проломленными корпусами. В северной части порта находились верфи и мастерские, где когда-то кипела работа, строились и ремонтировались суда, работали плотники и корабельщики. Лука прошел мимо недостроенных кораблей. В тени одной из верфей валялся ржавый якорь, полузарытый в песке.

Контоскалион, некогда сердце морской торговли столицы, казался призраком своего прошлого. Длинные каменные причалы с деревянными лебедками, использовавшиеся для погрузки торговых кораблей, теперь стояли без дела. Некоторые из них были разрушены ударами пушек с турецких галер, осаждавших город с моря. Однако несколько уцелевших пристаней все еще сохраняли свой прежний вид. Генуэзская фелука стояла у самого дальнего причала, ее ярко-красные паруса развевались на ветру.

Лука, собрав последние силы, бросился через причалы. Капитан, заметив его, поманил рукой и отдал команду матросам отчаливать. Нотара одним движением перемахнул через борт с названием Speranza, тяжело приземлившись на скрипнувшие доски палубы.

Корабль начал отходить от берега, и Лука, оглянувшись, увидел, как Константинополь медленно исчезает в дыму и огне. Гавань Контоскалион таяла в дымке, а вместе с ней – вся его жизнь. Вечерело, море казалось бескрайним и спокойным по сравнению с хаосом там, позади.

Перед ними стояла непростая задача – пройти пролив Босфор, контролируемый турками.

В лабиринтах разочарований

Медленно стекает на пол воск,

В тигеле отчаянных желаний

Плавил золото твоих волос.

Они понимали, что их время истекает. Мрак над Срединными Землями сгущался. Непроницаемая, тяжелая тьма коршуном падала с неба. На окраине деревни перед входом в дом ведуньи потрескивали факелы, полотно с защитной руной колыхалось на ветру.

Алхимик стоял у деревянного стола, заваленного пыльными свитками и склянками. Вокруг тлели благовония, запах трав смешивался с горьковатым ароматом смол. Их лица освещались отблесками огня, горевшего в очаге. На середине стола возвышался плавильный тигель. Его чугунные ножки и основание были оплетены жгутами энергии, струящейся прямо из сердца мира, что билось глубоко под землей. Белые потоки пульсировали, сжимаясь и расширяясь в такт ударов сердца. Стенки котла искрились едва заметным изменяющимся узором. Алхимик в который раз с мрачным упорством смешал в колбе несколько капель янтарной эссенции с пылью драконьего корня и легким движением руки плеснул в тигель. На мгновение взметнулось яркое пламя, озарив его лицо отблеском надежды. Однако, едва успев заиграть алыми языками, огонь снова угас, оставив лишь тихое шипение и легкий дымок. Алхимик тяжело вздохнул, потер лоб – его рука была иссечена полосками от старых ожогов. Ведунья, стоявшая рядом, бросила на него взгляд – она понимала, что попыток у них осталось совсем немного.