Антикайнен выставил весь свой сладкий полевой набор и сконфузился: на большом столе, старательно добела выскобленном, он смотрелся очень несолидно. Павел Николаев почесал в затылке и усмехнулся: городские – чего тут поделать, да, к тому же финские городские.
– Тяжело в Петрозаводске с продуктами? – спросил он на всякий случай.
– Нелегко, – согласился Тойво. – Если бы не паек служащего, просто зубы на полку.
Про зубы у него вырвалось нечаянно, но колдунья никак не отреагировала, продолжая улыбаться.
– Итак, вам троим помощь нужна? – спросила она.
– Им двоим, – поправил ее Павел, но женщина никакого внимания на эти слова не обратила.
– Вознамерились взыскать с того, кто уже здесь?
– Бессонница у них, кошмары мучат, голова раскалывается, – опять вмешался Николаев, но колдунья вновь не обратила внимания на объяснение.
– Помочь вам в этом вряд ли чем могу, – сказала она и добавила. – Однако и препятствовать не буду. Давайте все же чаю попьем.
Они расселись за столом и неожиданно легко и непринужденно начали общаться, говоря о чем попало, но только не о болезнях и напастях. Языковой барьер куда-то делся, как это иногда бывает у крепко подпивших людей. Но они не пили: в смысле – не бухали, разве, что чайком баловались.
– В нашем деле что важно? – спросил Павел. – Вера важна. Она и поступки направит, куда нужно.
– Вера-то хорошо, так ведь обязательно найдется та сила, которая эту веру будет контролировать, – согласился Тынис.
– А ты наплюй на эту силу, – заметил Тойво.
– Труднее всего стараться ни от кого не зависеть, – сказала женщина. – Чтобы оставаться свободным – это же сколько сил нужно приложить!
Антикайнен вздрогнул, потому что давно, когда он еще был подростком, примерно то же самое он сказал своему старшему товарищу Отто Куусинену.
– Хочу, чтобы вы знали: карелов было много и Вера у всех была. А тут – бац, и вымираем. Остались только названия, типа карелы-люддики, карелы-ливвики. Люддики – это «люди», ливвики – это «живые», от слова live, – продолжила она. – Верить, ребята, нужно, в первую очередь, в себя. Верить себе самому и надеяться на Господа.
Павел вздохнул, Тынис выдохнул, Тойво перестал дышать.
– Вам двоим, пожалуй, стоит идти – третий уже подошел. Переночуете за старым кладбищем в сторону ламбушки, все бессонницы, как рукой снимет. С кошмарами сами справитесь, а голова ни у кого из вас никогда не болела, разве что с похмелья. Идите с Господом.
Николаев тоже, было поднялся, но женщина положила ему на руку свою ладонь и выразительно посмотрела в глаза: ты-то куда торопишься?
Тойво и Тынис вышли из дома колдуньи и отправились, куда было указано. Ну, теперь у них было железное алиби: поступить так, как сказала им женщина с целью полнейшего излечения.
Они обогнули старое кладбище с обвалившимися досками на двускатных могилах, приметив на полпути к ламбушке старую высокую раскидистую иву. Здесь они и наметили обустроить свой ночлег, здесь они и задумали дать последний и решительный бой, коли дело дойдет до этого.
Молодой Тойво Вяхя расположился в ближайшем леске, всего метров в тридцати к северу от ивы. Скрытно ночевать в лесу ему было не привыкать, но сейчас почему-то чувствовалась некоторая неуверенность, граничащая с опаской.
Он знал, что пришли они сюда втроем, а уйдут вдвоем. Или, быть может, вчетвером. Откуда была такая уверенность – пес его знает. Но она была, и единственно, чего не было – знания, кто здесь останется, или кто может появиться.
