Трагизм и парадоксальность бытия. «Грусть от того, что не видно добра в добре». (Н. Гоголь) - страница 10

Таким образом, рай это царство инстинкта, бессознательная и целостная природа человека. Райское бытие не знает раздвоения на субъект и объект, не знает рефлексии*, не знает болезненного сознания, переживающего конфликт с бессознательным, который по Фрейду* и его школе, порождает все неврозы и психические расстройства и является порождением цивилизации. Сознание есть мучительное раздвоение и по природе своей никогда не охватывает целостного существа человека. Сознание подавлено подсознательным, как это открывает современная психология, и закрыто для сверхсознательного. Сознание в мире падшем не может не быть страданием, так как основано на установке границ и противоположений, причиняющих боль. И потому, человек стремиться забыться в экстазе, опьянении, если не высшего, то низшего порядка. Так, после грехопадения была раскована добытийственная стихия, хаос, и для сохранения образа человека неизбежно было образование и затвердение сознания. Бессознательное перестало быть райским и в нем образовалось темное подполье, и сознанием человека необходимо было оградить от разверзающейся нижней бездны. Но сознание заслоняет от человека и сверхсознательное бытие и мешает интуитивному созерцанию Бога. Таким образом, к блаженству в Боге, к просветлению своей природы, к целостности, недоступной для сознания, человек идет через раздвоение, через несчастье и боль, через опыт зла.

Итак, в происхождении духа есть три стадии, райская целостность, досознательная, не испытавшая свободы и рефлексии; затем, раздвоение, рефлексия, оценка и свобода избрания; и последняя стадия, сверхсознательная целостность и полнота. Стихийность, страстность, природная сила это свобода до сознания. Добро и зло явилось позже. В последнюю же целостность и полноту входит весь пережитый опыт о добре и зле, опыт боли и страдания. Таким образом, этика есть боль, и никакой другой этики быть не может. Очевидно, что не может быть блаженства в «добре», блаженство может быть только по другую сторону добра и зла. И с обеих сторон своего пути, в начале и в конце, этика упирается в сферу, лежащую по другую сторону «добра» и «зла», в жизнь райскую и жизнь Царства Божьего, досознательное и сверхсознательное состояния. И наиболее трудный вопрос, это вопрос в том, существует ли райское добро и добро Царства Божьего? Это и есть основная метафизическая проблема этики, до которой она редко поднимается.

Следовательно, этика должна быть не учением о нормах добра, а учением о сущем добре. Если дьявол подчинен Богу и является орудием Божьего Промысла, если Бог пользуется дьяволом в своих благих целях, то, в сущности, зла не существует. И совершенно очевидно, что проблема зла столь же центральна для этики, как и проблема добра. Пролог на небе в «Фаусте»*, мотив которого заимствован из библейской книги Иова*, говорит о том, что Бог Сам допустил зло для испытания, для благих целей. И это, по существу, ортодоксальная точка зрения. Отсюда неотвратимо вытекает вывод, что зло нужно для целей добра. Рациональная теология не желает признать, что проблема зла парадоксальна для нашего сознания. Парадокс же здесь в том, что, или зло находится в руках Божьих, и зависит от Бога, тогда оно необходимо для целей добра, или зло не зависит от Бога и Он бессилен перед ним, и тогда добро не есть окончательная онтологическая сила. Учение о первородном грехе, с которого и начинается этика, имеет совершенно иной смысл, чем ему обычно придают. Если человек есть существо падшее и пал он в силу присущей ему изначальной свободы, то это значит, что он является существом высоким, свободным духом. Миф о грехопадении это миф, о величии человека. Зло это возврат к небытию, отказ от миротворения, а вместе с тем зло имеет положительное значение, потому, что оно вызывает высшую творческую силу добра для своего преодоления. Возможность зла является условием добра. Насильственное недопущение или уничтожение зла было бы еще большим злом. И добро легко превращается в зло. Несомненно, что существует парадокс терпимости Бога к злу, над которым недостаточно задумываются. Бог терпит зло, допускает его во имя блага свободы, то есть, терпимость к злу входит в провиденциальный план Божий. И это потому, что всякое начало для своего раскрытия предполагает противоположное, сопротивляющееся ему начало. Свет предполагает тьму. «Свет во тьме светит…» Рационального начала нет без иррационального. И вместе с тем иррациональное начало никогда не может быть до конца рационализировано. «Свет во тьме светит, и тьма не объемлет его» (Библ. Кн. Ев. Ин.1:5), но свет предполагает бесконечность тьмы.