Транквилизатор - страница 6

Шаламов попытался помочь, но мать, строго посмотрев на него, продолжила громким шёпотом:

– Я же тебя просила так поздно не возвращаться!

– Она уже не спала, – возразил сын тоже зачем-то шёпотом, хотя все домочадцы уже бодрствовали, – я никого не разбудил.

– Какая разница? За ней уход нужен, я работаю, а ты не помогаешь!

– Я тут вот, – Тимофей неуклюже вынул из кармана свою долю в виде нескольких измятых купюр и мелочи, что не к месту звонко посыпалась по полу, – денег принёс.

Мать хмуро посмотрела на них то ли спросонья, то ли от сомнительности предполагаемых источников этого дохода, но промолчала.

– На следующей неделе я во вторую работаю, – добавила она, – посиди с ней после школы. Без этих твоих… гулянок.

Женщина силой повела свою престарелую мать, что растерянно округляла подслеповатые глаза, в спальную, невзирая на её протесты.

– Хорошо, – пообещал Шаламов.

Всю следующую неделю Тимофей провёл в двух локациях: дом и школа, благодаря чему подтянул учёбу, выучил-таки расположение кабинетов в лицее и начал нормально высыпаться. После занятий он, покормив бабушку, брался за уборку урожая во дворе. Собирал оставленный в сарае для сушки картофель в мешки и спускал в погреб, сгребал и сжигал жухлые стебли томатов и огурцов. Вечером, подготовив домашнее задание, ковырялся в гараже с байком, который после своего последнего путешествия упорно отказывался заводиться. Подельники периодически названивали с однотипными приглашениями времяпрепровождения, но Шаламов стойко отказывался.

В один из таких дней, закончив во дворе, Тимофей вернулся в дом, перевести дух, и застал такую картину. Кнопочный мобильный трезвонил писклявой полифонией на всю кухню, а бабушка уже подсевшим голосом жалобно вопила над ним:

– Андрюш! Это ты? Андрей, я не знаю, как его включить! Андрюш!

Шаламов, иронично усмехнувшись, ответил на вызов. Это была его мать, и она справлялась, как дома идут дела, только и всего. Отрапортовав, подросток повесил трубку и повернулся к пожилой.

– Бабуль, сто раз тебе показывал, нажимаешь на зелёную кнопку и говоришь.

Старушка отмахнулась, присаживаясь на табурет:

– Очки где-то оставила, а без них не вижу я этих кнопок. Нажму ещё невесть куда.

Тимофей, не долго думая, открыл дверцу холодильника и попал в точно цель – очки с толстыми линзами лежали на контейнере с битками.

– Так, – строго посмотрел он на бабушку, – ты опять котлеты хомячила, пока никто не видит? Тебе доктор запретил жаренное есть.

Старушка виновато улыбнулась.

– Я чутка. Ну, хочется же.

– Вот живот прихватит и расхочется, – укорил он её и тоже присел за стол напротив.

Сегодня она казалась в здравом уме. Снежно-седые волосы были аккуратно собраны крабом на затылке, глаза ясны, даже осанка будто бы стала прямее.

– Помню, батюшка меня снарядил в путь-дорогу, – начала она вдруг. – Переехали мы токмо. Вещей – в узелок полезут. От войны бежали, чего уж там спасать? Самим бы спасться. На последнее эту избу выкупили. Ничего тут не было, ни сеней, ни хлева, – печь, да горница. Всё сами строили, благо люди подсобили, и решил батюшка стол накрыть, ну, и снарядил меня за самогоном. Колька-то тогда уже на фронте был, – с горечью в голосе обмолвилась она о пропавшем без вести брате, едва уронив слезу. – Дал мне грошик, да черпак жестяной. «Ступай», – говорит. Дошла я до шинка, подаю что вручили. «А сколько лить-то тебе, дочка?» – спрашивает. А я и не знаю, – развела бабушка руками. – Ну, и налила она мне по края. Молодая была, робко супротивить, взяла, как есть, да побрела. Крадусь, аки тать, расплескать боюсь. Эдак, я, думаю, к столу-то не поспею, а коли поспешу – пролью, и как быть? – бабушка лукаво улыбнулась. – Ну, и хлебнула чуток. Райкой закусила, ветка аккурат из околицы росла. Сподручней стало, но не шибко. Чего ж я там глотнула? Что клюнула. Ну, и ещё отведала, – беззвучно засмеялась старушка. – Несу, в общем, черпак к столу. Гости уже собрались, пол деревни ни́что. А батюшка посмотрел на меня грозно и говорит во всеуслышание: «Мать, гляди, дочь-то у нас хмельна!» Ой, стыдобы было.