Трансильванские рассказы - страница 12

– Волки, – испуганно прошептал Понграц.

И будто в подтверждение его слов звук повторился, но уже с другой стороны.

– Ладно, чего вы волков испугались? – сказал Удо. – Они ж редко на людей нападают, тем более все мы при оружии. Пошли, а то скоро совсем стемнеет.

– Пошли явно нехотя согласился Лайош.

Мужчины прибавили ходу, но старались идти как можно тише.

Тут резкий порыв ветра разогнал тучи, и за ними открылась полная Луна, белая-белая, холодная, яркая. Ее сияние напоминало серебряный блик новенького дуката. И как только безжизненный льдистый свет пал на лесную тропу, у кромки деревьев Калди крем глаза заметил серую тень. Он перевел взгляд – пусто. «Чертовщина, ей-богу», – подумал парень и потер глаза кулаком.

– Луна-то какая! – прошептал Янош. – Нехорошая. Старая Думитра всегда говорила при такой носа на улицу не казать. Можно на приколича или вырколака напороться.

Тут же вой послышался слева, затем эхом повторился справа, а потом раздался сразу с обеих сторон.

– Крови хотят, – тихо произнес Лайош, – они так собирают стаю перед охотой.

– И кто же добыча? Неужели мы? – опасливо спросил бывший семинарист.

– Не знаю. Ладно, идем!

Путники тронулись дальше. Понграц смотрел лишь в спину Хайнцу-Ульриху. Он уже боялся оборачиваться назад и озираться по сторонам. Бывший семинарист поймал себя на том, что шепчет слова молитвы. Шаг, второй, третий, четвертый. Еще, и еще, и еще. От звуков собственной поступи делалось легче. И юноша знал почему: они заглушают пугающие голоса леса.

Вдруг резкий шорох раздался справа. Наемники остановились, вглядываясь во тьму. И тут сзади, с левой стороны тропы, хрустнули ветки. Огромный волк величиной с быка, черный, как сама ночь, приземлился на дороге. Лайош и Удо, сбитые с ног, оказались на земле. Зверь бросился на Яноша, мощными челюстями перехватил его тело поперек и, сверкнув глазами, одним прыжком скрылся в чаще.

Всё произошло буквально в один миг. Мужчины не успели ничего понять, не то, что уж нанести удар. Крик несчастного еще какое-то время доносился из-за деревьев, но затем угас.

Первым вскочил на ноги сакс. Он выхватил меч и с ревом ринулся в лес.

– Стой! – крикнул ему вслед предводитель отряда.

Тот обернулся и махнул вперед. Лайош бросился за ним, настиг здоровяка и дернул за плечо.

– Стой, дурак! Ты ему уже не поможешь.

– Ты чего? – недоуменно воззрился Хайнц-Ульрих. – Он хоть и валах, но наш парень. Мы не можем его бросить! Не можем!

– Дурак ты, дурак, Удо. Ты видел, какой зверь? Это ни черта не волк. Это – приколич. И мне наплевать, веришь ты в них или нет. Приколич, говорю. Ночь на носу. Даже следов не видно. Куда ты собрался? Заблудимся, заблудимся к дьяволу. Или попадем на съедение собратьям той твари. Ну же!

– Может еще выкарабкается?

– Может, но вряд ли. Если только сам приколич того не захочет. Завтра вернемся сюда при свете и поищем кровавые следы, может быть, набредем на тело, похороним по-человечески, – ответил предводитель отряда.

Воцарилось молчание. Сакс стоял и глядел на старшего товарища стеклянными непонимающими глазами. Сердцем он рвался спасти друга, но разумом понимал правоту опытного воина. Мужчина бессильно опустил клинок. На его глазах навернулись слезы.

– Мне его тоже жаль, тоже, брат. Правда. Пойдем.

Лайош положил руку на плечо Удо, и вместе они вернулись на тропу.

Понграц не понимал, что следует делать. Ему уже не один раз доводилось терять соратника, но всегда, провожая кого-то в последний путь, он испытывал смятение. Вот и теперь парень испуганно смотрел на спутников, не зная, следует ли что-то сказать или хранить молчание. Но слова никак не шли. Сердце отчаянно бухало в груди, тело бросило в жар, на лбу выступила испарина. Вдруг юноша заметил, что товарищи сняли капюшоны, и сам стянул худ с головы. Он с силой сжал ткань в кулаке, как если бы это позволило ему вернуть душевное равновесие, и непроизвольно сделал шаг назад, словно хотел скрыться от друзей. Те же стояли рядом и молчали. Каждый думал о своем. Предводитель отряда сложил руки на груди, опустил голову и принялся еле слышно что-то нашептывать. Затем он насторожился, поглядел на лес, в черную непроницаемую стену деревьев, и прислушался. Понграцу показалось, будто потомок кочевников ожидает ответа. Хайнц-Ульрих смотрел вверх, но как-то отрешенно. Он то ли молился, то ли тщетно пытался скрыть накатывающийся на глаза слезы. Руки здоровяка повисли, как плети, губы судорожно сжались.