– Так значит никаких ран и луж крови? – уточнил Понграц.
– Нет конечно. Ты думал там, где орудует упырь, стены кровью захлестаны и всё тело в укусах? Говорю же, просто слабеет человек, жизнь постепенно его покидает. В том-то и трудность состоит. Ведь обычно думают, будто жертва подхватила какую-нибудь хворь, и уж далеко не сразу догадываются, что дело-то нечисто. Меж тем, чем раньше уничтожить вампира, тем больше у несчастного шансов выжить. Если бы был виден укус, то дело бы решалось куда проще.
– Дудки всё это, – вмешался Удо. – Мы, саксы, ни в каких ваших упырей не верим. Набрехала тебе твоя Думитра, ей-богу набрехала. Всё то ваши россказни валашские. А вот если бы вы делом занялись, не было бы времени у вас сказки придумывать.
– Эй, чё сразу-то… – вспылил было Янош.
– Так, ну-ка остынь, парень, и ты тоже, Удо! – пресек ссору Лайош. – Сколько раз говорить…
– Ладно-ладно, прости, друг, не со зла я, вырвалось, – буркнул Хайнц-Ульрих.
Олах презрительно отвернулся и не ответил.
Меж тем тучи сгущались, и хоть время сумерек еще не подошло, казалось, будто уже наступил вечер. В отличие от вчерашнего дня погода стояла безветренная, а потому холода никто не чувствовал. На узкой деревенской дороге, куда свернули товарищи с торгового тракта, не было ни души. Мертвую тишину не прерывал ни скрип колеса, ни говор крестьянина, ни блеяние овец. Гнетущее безмолвие возродило былую тревогу.
– Долго чего-то. Мне казалось, уж приехать должны. – посетовал предводитель отряда.
– Да сколько мы эту гребанную телегу искали, чтоб им всем там пусто было, трусам, а еще сколько ели, собирались. И дорогу вон как развезло, быстро не поскачешь. Вот и плетемся, как горбатый Шнауценхаммер на ярмарку. – проворчал Удо.
– Кажется нам сюда, – прервал разговор Понграц Калди.
По правую руку показался проход между деревьями. Довольно широкая тропинка, достаточная, чтобы разминулись две телеги. Странно, но за много лет она так и не успела зарасти. Лишь пучки жесткой травы, тронутой недавними морозами, темнели то тут, то там, распластанные по глинистой почве. Неужели этим путем продолжают пользоваться? Но кто? А если так, то неужели в Микше Маре еще остались сокровища.
Опытный воин осмотрелся в надежде увидеть кого-нибудь из местных и расспросить о заброшенной деревне. Но насколько хватало глаз голые поля и проселочная дорога казались совершенно пустыми.
– Хорошо, сворачиваем, – согласился он.
Тут тревожную тишину взорвал хриплый крик ворона. От неожиданности мужчины вздрогнули и переглянулись. Большая черная птица сорвалась с ели и скрылась в чаще.
– У, проклятый! – крикнул ей вслед бывший семинарист.
– Нас ожидают, – пробормотал Лайош.
– Чего? – не понял Удо.
– Ничего.
Как только Янош Олах подъехал к тропинке, его лошадь жалобно заржала и встала. Парень подстегнул ее, но животное начало упираться, дергать шеей, трястись и нервно переступать копытами. У других мужчин кони вели себя так же. Никто из них не хотел идти в лес. Как ни пытались воины заставить их двинуться дальше уговорами или понуканиями, ничего не получалось. Наконец обычно спокойный скакун юного Клади вскочил на дыбы и чуть не сбросил седока.
– Ладно, слезаем, – скомандовал предводитель отряда.
– Чего это они? – недоуменно развел руками Хайнц-Ульрих. Однако по глазам уже был ясно: сакс всё понял. Он просто не хотел отказываться от образа единственного несуеверного человека в отряде.
