Трансильванские рассказы - страница 8

– Говорить будешь ты, – велел Лайош Удо. – Ты проще найдешь общий язык с соплеменниками. Только, если спросят, что в сундуке, скажи, будто вывозим иконы из местной церкви. Нечего им про золото знать.

– Хорошо, – буркнул Хайнц-Ульрих и постучался в первые попавшиеся ворота.

Открыла ему полноватая женщина лет сорока.

– Бог в помощь, хозяйка, – обратился к ней здоровяк на наречии саксов.

– И тебе, добрый человек, – ответила она учтиво.

– Будь любезна, позови хозяина, у нас есть дело.

– Эй, Йоханнес! – крикнула тетка. – К тебе пришли.

На зов из амбара вышел толстый лысеющий мужчина с короткой седой бородой.

– Ну, я – хозяин. Чего желаете? – произнес он раздраженно. Кажется, гости оторвали его от работы.

– Доброе утро. Да благословит святая троица твой дом и хозяйство, – сказал Удо. – Мне с товарищами нужна помощь. Скажи мне, у тебя есть телега?

– А то как же, – хитро отозвался селянин, от предвкушения заработка его рот расплылся в благостной улыбке. Тон стал приветливым. – Конечно имеется. Подвезти надо чего?

– Да, надо…

– Коль заплатишь, всё свезу, куда скажешь, – прервал Хайнца-Ульриха крестьянин.

– А сколько возьмёшь? – поинтересовался воин.

– Смотря куда ехать.

– Нам надо в Микшу Маре. Это заброшенная деревня к югу отсюда, знаешь такую?

Вмиг лицо Йоханнеса помрачнело и сделалось испуганным.

– Нет, в Микшу Маре не поеду, – решительно отрезал он.

– Почему? – удивился наемник. – Ты же только что согласился. Говори цену.

– Нет, не поеду и всё тут, – в голосе чувствовались злоба и раздражение.

– Да как так?

– Не хочу. Нам больше не о чем говорить. Уходите с моего двора.

Первая неудача Удо нисколько не смутила. Он постучался во второй дом, в третий, четвертый – везде ему отказали без объяснения причин, как только воин говорил, куда направляется. Обескураженный, он остановился посреди улицы, раздумывая, что же делать.

– Снова не хотят ехать? – спросил Лайош.

– Да, как сговорились черти, – фыркнул здоровяк.

Вдруг сзади его кто-то окликнул. Хайнц-Ульрих развернулся и увидел невысокого мужчину в грязной одежде.

– Вы уж простите, господин, что вмешиваюсь, – произнес он с явным валашским акцентом. – Видите ли, я чиню крышу вон того дома и поневоле слышал всё, о чем вы говорили с хозяевами. Вы знаете, здесь в Микшу Маре никто не поедет. Даже и не пытайтесь их уговорить. Бесполезно.

– Да почему же? – вознегодовал Удо.

– Они вам не скажут. Вы, саксы, в такие вещи не верите, а, если и верите, то боитесь признаться в этом.

– И чего же такого ужасного в Микше Маре? – поинтересовался Лайош.

– Лет десять назад в Микше Маре случился мор. То один, то другой крестьянин начинал слабеть, бледнеть, и к исходу двух недель отправлялся к праотцам. Скотина тоже чахла. Коровы перестали давать молоко, все ягнята и поросята в тот год родились мертвыми. Смекнули селяне, чем тут запахло. Раскопали могилы недавно умерших. А там – мать честная – все трупы оказались нетронуты тлением. Лежали они в гробах раздутые, с багровым румянцем на щеках, когти и волосы отросли, клыки из-под синюшных губ торчали. Стало ясно: не отошли покойники в мир иной, а сделались вампирами. Тогда всё кладбище перекопали, вытащили тела из гробов, каждому голову отрубили да положили промеж ног. А в сердце железный кол вогнали дабы к земле пригвоздить нечестивцев. Да только череду смертей прервать не удалось. Беда шла из одного дома в другой. А умерших соседей якобы видели по ночам на улице. Тогда решили крестьяне деревню покинуть, собрать весь скарб да разойтись кто куда. И говорят в тот год умер сам кенез Крецелеску, владевший деревней, а сын его не пожелал в родовом имени жить, вывез все вещи, а дом бросил. С тех пор сторонятся люди тех мест, а тропинка туда, что идет через лес, не зарастает, ведь по ней ходит нежить.