Транссибирское Дао - страница 16



– Здесь немного людей. Ваше общество малочисленно?

– Вовсе нет. У нас много приверженцев. Просто почти все ушли в лес совершать ритуал. Мы собираем пожертвования и используем эти деньги на закупку средств для борьбы с тараканами. Мы закупаем их на все деньги и относим эти средства в лес на специально оборудованную поляну, где после медитационной молитвы уничтожаем их. Этот процесс рождает радость в моих учениках от сознания того, что они спасли сотни тысяч тараканов – посланников саморегуляции.

– Но если вы тратите все деньги на закупку и уничтожение этих средств, то на что вы существуете?

– Иногда я трачу не все деньги на закупку. Иногда закупаю средства в одном магазине и сдаю в другой подороже. Но не думайте, что это злоупотребление. Это часть саморегуляционной системы нашего общества. Конечно, об этом знают только посвящённые, как, например, ваш бывший спутник – он наш кассир. Остальным, в силу малого знания, а значит, возможного сомнения, мы не разглашаем свои расходы, ведь саморегуляция требует больших средств.

– И члены вашего общества активно жертвуют?

– Да. Вы видели множество палаток у нашего забора? Там живут те члены общества, которые продали свои квартиры и перечислили все деньги нам. Они живут в палатках круглый год, вырабатывая в себе способность к наивысшей саморегуляции.

У палаток послышался шум. Я вышел за ворота. Люди с радостными лицами возвращались из леса. Многие были одеты в костюмы тараканов. Я остановил одну женщину:

– Скажите, во что вы верите?

– Я верю в саморегуляцию России. Я верю, что новое учение свершится в России, а затем во всём мире. Я верю, что Россия – центр эзотерических и саморегуляционных знаний. Я верю, что именно здесь есть священное Знание-Мудрость и непреложный, вечносущий, неизменный Корень саморегуляции. Я верю…

– А в Бога? В Бога?

– В Бога? Я… Я буду веровать в Бога…

– А, чёрт! Где-то уже это было!


Я уехал в летнюю южную ночь. Лежал и глядел в большое открытое окно, за которым плавала особая всепроникающая тишина и продолжалась открытость. Звуки южной ночи всегда ёмки, точны и не содержат лишнего. В эту ночь полнолуние льнуло к моему окну. От луны к нему протянулась широкая лунная дорога, и по этой дороге к окну скатилась сама луна. На большой скорости она пытается втиснуться в проём окна. Но окно не пускает. Луна застревает в проломленной раме. Её кратеры закипают, и ко мне в комнату льётся бурлящая лунная магма, заливая полы. Луна бьётся и снова втискивается внутрь, скребя кратерами о раму. В комнату падает луноход, разбиваясь о стену. Осколки его солнечных батарей мелкими кусочками разлетаются повсюду, многократно отражая лунный свет, и он становится невыносим. Луна нервничает и пульсирует. Откатывается назад и снова устремляется к окну. Наконец устаёт. Она слабо пульсирует и медленно возвращается в чёрное южное небо. Лунная дорога уходит следом. Магма просачивается сквозь щели в полу и скрывается. Остаётся покореженный луноход и осколки солнечных батарей, уже не так сильно отражающих лунный свет. Я засыпаю и, как будто сквозь сон, вижу на фоне лунного диска лёгкое мерцание и силуэт женщины. Она наклоняется и тихо говорит:

– Скоро мы будем вместе.

Её голос отражается от лунных бликов, наполняет комнату и растекается в ночном пространстве. Женщина берёт в ладони лунные блики и дует на них. Они кружатся и летят к окну, увлекая за собой силуэт женщины. Она смеется и исчезает. Прозрачный ангел перестаёт мерцать на фоне лунного диска.